как отвар зверобоя, тело окутывалось благодатью молчания. Здесь тебя ждали.
Но дзен дзеном, а бренное тело требовало заботы и, что особенно напрягало, ежедневного пропитания. Работа пока не находилась, и я крутился, как мог, не забывая прокачивать доверие к миру и толерантность к неопределенности. Считаю, у меня получалось. Однажды, когда у меня совсем закончились деньги, среди джунглей Чоллапатхана меня поймал монах в очках, сущий ботаник (with nerdy looks), худой и жилистый. Он мягким жестом остановил меня и, улыбнувшись, вручил набитую продуктами сумку. Духи явно помогали. Я преисполнился веры и горячо возблагодарил их. И монаха, конечно же!
Действительно, какие-то мистические силы стали помогать. Однажды, вернувшись в свою келью в Ват Аруне, я увидел красивую женщину лет тридцати, сидевшую на полу. Ее улыбка сияла пламенем свечи. Ее звали Лек. Она привезла немного денег, которые послал в помощь йог Сварог.
После моих стенаний и вопрошаний в главном храме стали происходить примечательные мелкие события. Пим затеял разговор о зависимом происхождении. Мать вашу, основная концепция буддизма! Напугал! Научив меня кланяться Будде и мыть уши, приходя с улицы, душеспасительными беседами Пим меня не обременял. Он следовал тайскому принципу кренг джаи, тактичности.
Я наливал кипяток в садистски-сладкий порошок Nescafe, когда Пим легко хлопнул меня по голове небольшой темно-синей книжкой. «Что за дзенские вольности, – подумал я, – у тайцев, вообще-то, голова – дело святое, даже прикасаться лишний раз не будут». Правда, в тайском боксе будут по ней же лупить ногами. Тайские парадоксы.
– На, почитай.
«Ну, почитаю! А, зависимое происхождение!42 Визитная карточка, краеугольный камень буддийских непоняток. Будет любопытно восстановить в памяти все звенья, коих двенадцать».
– Ты не помолился перед чтением? – с удивлением осведомился Пим.
– А что, так принято?
– Не знаю, – Пим рассмеялся своим прикольным смехом. Он заметил: – А что, они разрешат доступ бродяге с пыльным рюкзаком? Попробуй. Я пожал плечами и раскрыл книгу. Примерно через пятнадцать минут героического сосредоточения я понял, что сижу, покачиваясь, как зомби, которому еще не раскорячил череп герой, борющийся за мировое добро. При попытке продолжить меня зашатало, голову заполнил туман, а глаза стали слипаться. Сил понимать и видеть что-то не хватало. Заморозило. Я сходил в ванную комнату и посмотрел на себя. Поросячье-розового цвета лицо светилось радостью. Практически любой вопрос, типа как тебя зовут, мог вызвать полную растерянность. Я понял, что на тексте стоит защита и абы кого просто не пускают. Как такое возможно? А вот так. Надо, однако, представить стражам соответствующие регалии. Я помолился архатам, Будде, Шакьямуни и Манджушри. Понадобилось минут десять-пятнадцать, чтобы достучаться. Мне казалось, кто-то спросил глубоко внутри: «Это че, наш, что ли?» – «Эй, отворите этому». В сердце потеплело. Я смог наконец