Прежде всего, Вы должны подчиняться мне и только потом членам моей семьи. Это ясно?
– Да, Государь.
Через полчаса Давер и Дамир ехали в карете. Дорога была пуста, кругом тихо и темно. По обеим сторонам горят фонари. Изредка раздаётся собачий лай, но почти сразу же умолкает: хозяин выходит во двор, грозит пальцем и животное прячется в будку.
Разговор не клеится, каждый смотрит в окна кареты и думает о своём. Дамир не желает признавать собственную неправоту, гордость не позволяет ему, а Давер всё ещё сердится.
Кательса спит, но даже во сне она мила. Краски потихоньку оживают на лице, дыхание и пульс становятся ровными и спокойными. Эмирхат (всё-таки сердце не камень) берёт девушку за руку. Холод её ладони обжигает его горячую ладонь. В это самое мгновение Дамир испытывает доселе неведомое ему чувство. До настоящей секунды мужчина и не подозревал, что руки могут быть такими ледяными и безжизненными. А кто виноват в этом? И почему ему стыдно? Эмирхат отпускает её ладонь.
– Одного не пойму: зачем ты стрелял? А если бы она, не дай Домус, умерла? Что было бы тогда?
– Я не пожалел бы об этом, – Эмирхат отвечал так со злости, на самом деле он считал по-другому.
– Перестань! Ты не можешь думать подобным образом. Ты, как никто другой, должен знать цену жизни.
– В любом случае она – преступница. Я намерен оградить её от общества.
– Это неправильно, – возразил Давер. – Она – всё-таки моя дочь и твоя сестра. Ты обязан защищать её.
– У меня только одна сестра – это Нинель. Ладно, – откликнулся Эмирхат и вытянул руку вперёд. – Давайте посчитаем, сколько государственных преступлений она совершила. Во-первых, оскорбление Государя.
– Она не знала, что ты – Государь. И на её месте я вообще стал бы драться.
– Хорошо, – ответил Эмирхат. – Положим, это не в счёт. А второе преступление?
– Какое?
– Она вступила в сговор с Крастенечами и обещала им некую услугу. Заведующая представила полный отчёт. На записях видно, как Ваша дочь встречалась с Клиром. Мы оба знаем, кто он.
– Но моя девочка не знала этого, она искала спасение.
– Её спасение было в Общественном доме, там она могла сохранить свою жизнь.
– Но она не сумасшедшая, чтобы жить в Общественном доме.
– Если останется на Деметре, то обязательно ею станет.
Закатное солнце, внезапно появившееся на дороге, ласкало лицо Кательсы. Её алые пухлые губы что-то шептали. Она была прекрасна в своём бессилии, своей слабости. Временами Эмирхат бросал взгляд в сторону девушки. И в эти моменты сердце Дамира таяло, он думал о том, что уже никогда не увидит её, что уже никто не коснётся её сладких губ, не услышит её голоса… В такие минуты молодой человек не мог на неё злиться, жалел, что сделал больно. Но это продолжалось недолго: на смену справедливому гуманисту приходил грозный Эмирхат, Государь и властелин, который должен оберегать народ от любой напасти, серьёзный