Ханна. – Моему мужу Руфусу пришлось ненадолго уехать в Сегукит – это в штате Мэн, мы раньше там жили, вот у Руфуса и остались кое-какие дела.
– Стало быть, ты недавно посещаешь здешнее собрание Друзей, – не унимался Уоллин, будучи под сильнейшим впечатлением от Ханны да и от Солона – с какой искренностью и горячностью мальчик подтверждал рассказ матери!
– Да, мы перебрались сюда всего полтора года назад. Мой муж управляет имуществом моей сестры с тех пор, как умер ее муж, Энтони Кимбер, это случилось два года назад. А теперь извини меня. Боюсь, миссис Этеридж уйдет, а я бы хотела поговорить с ней. Мне так понятно ее горе.
– Конечно, конечно! Прости, что задерживаю! – Уоллин посторонился, давая Ханне дорогу. – Я и сам намерен выяснить, чем именно могу быть полезен этой бедной женщине. Хотя община, без сомнения, ее не оставит.
Уоллин со всей сердечностью пожал Ханне руку, и она бросилась догонять миссис Этеридж. Имя Уоллин она впервые слышала и понятия не имела, что у этого человека есть дочь – предмет любви ее сына.
Солон же остался стоять, потрясенный: не диво ли, что отец Бенишии заговорил с его матерью и с ним самим!
– История, рассказанная нынче твоей матушкой и подтвержденная тобой, глубоко взволновала меня, – обратился к нему Уоллин. – И мне хотелось бы услышать ее вновь, желательно в подробностях. Будь добр, передай матери, что мы с женой приглашаем вас всех в гости, как только вернется твой отец. Мы живем в большом сером доме в самом начале Марр-стрит – наверняка ты этот дом видел. Дела я веду главным образом в Филадельфии, и там у нас тоже имеется дом – на Джирард-авеню, но нам нравится, когда обстоятельства позволяют, наведываться в Даклу.
С этими словами Уоллин взял Солона за руку. Ответное пожатие юноши своей горячностью едва не вышло за рамки учтивости, и немудрено: Солон, у которого в висках билось: «Бенишия! Бенишия!» – захлебывался благодарностью (судьбе ли, удаче или Внутреннему Свету, он и сам не знал).
Глава 11
Одним из скорейших следствий знакомства Ханны с Джастесом Уоллином стало ее избрание в комитет даклинской общины (комитетов было два: мужской и женский, и обязанностью входивших в них было посещать болящих и нуждающихся и по мере возможности им помогать).
Уоллин весьма удивился, когда услыхал, что Руфус Барнс и покойный Энтони Кимбер – свояки. Кимбера он неплохо знал при жизни: тот был клиентом его страховой компании. А вскоре после собрания Уоллин с женой заглянули, чтобы купить кое-чего к выходным, в бакалейную лавку Эдварда Миллера, что на главной даклинской улице.
Миллер, имевший среди даклинских Друзей прекрасную репутацию, был человеком приветливым и бизнес свой старался строить на личных симпатиях. При виде четы Уоллин он просиял – пожалуй, несообразно случаю.
– Кто это ко мне пожаловал! Друг Уоллин! Как поживаешь? Что-то ты совсем позабросил свой даклинский дом!
Уоллин принялся объяснять: Бенишия, мол, теперь учится в Окволде и не всегда приезжает к родителям