заветы? Его стала мучить эта дилемма – роскошь против простоты, тем более что и нынешнее жилище Барнсов идею аскетизма отнюдь не воплощало – отец постарался. С другой стороны, в Сегуките они почти бедствовали – об этом Солон не забыл, – и вот его обожаемая матушка наконец-то окружена вещами, ласкающими глаз. Неужели после многих лет служения ближним матушке всего-то и причитается, что убогий коттеджик вроде сегукитского, при том что другие квакерские семьи имеют дома не в пример лучше? А насчет Уоллинов… кто такой Солон, чтобы по его требованию они полностью изменили уклад и стали жить строго по «Квакерской вере и практике»? Вот Уоллин платит ему целых пятнадцать долларов в неделю, а отец его старается ради доходов Уоллина, поскольку получает с них проценты, – это разве не противно квакерскому учению? Но кто другой дал бы ему, Солону – в его-то юные лета, – столь высокую должность? Да что там, сейчас и опытному человеку, труженику вроде отца, путное место получить ох как нелегко.
Прошло некоторое время, и Уоллин стал убеждать Руфуса, что двуколка его заодно с кобылой положению солидного агента не соответствуют. Пришлось их продать и купить новый экипаж, причем Уоллин возместил разницу в цене из собственного кармана, объяснив свою щедрость так:
– Я, Друг Руфус, не в убытке – ты ведь поместил в мою фирму закладные и страховки покойного Кимбера. Мы с тобой в этом графстве развернемся. А еще скажу тебе: таких сыновей, как твой Солон, днем с огнем не сыщешь.
Похвала настолько тронула Руфуса, что в тот вечер перед ужином он вслух прочел псалом Давида номер 33: «Благословлю Господа во всякое время; хвала Ему непрестанно в устах моих».
Так глубока была его признательность, что голос дрогнул, и это еще Руфус не догадывался о любви Солона к Бенишии и ее ответном чувстве, а тем более – о смутных планах Уоллина касательно этой пары.
Сам же Уоллин сразу понял, что не ошибся ни в Руфусе, ни в его сыне. Руфус нашел три особняка в окрестностях Даклы, и каждый из них, при минимальном вмешательстве реставратора, мог превратиться в загородную виллу – желанное приобретение для приличной семьи. А Солон прилежно вел бухгалтерию, встречался с потенциальными клиентами, на которых указывали ему отец и управляющий в Филадельфии, а иногда и сам находил таковых. Именно в этом деле Солону особенно хотелось отличиться, и любая перспектива увеличить капитал фирмы посредством нового страхового взноса или будущих процентов по кредиту возбуждала его, как заячий след возбуждает гончего пса.
Занятый работой, Солон все же находил время грезить Бенишией. А вот более трезвые мысли о ней причиняли юноше буквально физическую боль. Со званого обеда минуло несколько недель, а Бенишия никак не дала о себе знать. Тем не менее в тот период, отмеченный почти полной уверенностью Солона в том, что он забыт, он совершил два поступка. Никак не связанные ни с коммерцией, ни с любовью, они послужили его интересам в обоих аспектах – причем эффективнее, чем могло бы