себе. А эти книги, разбросанные повсюду… У вас о каждой свое мнение?
– «С тем же успехом меня можно корить за то, что я употребляю давным-давно придуманные слова…»[38]
– Это вы сами сочинили?
Фольк улыбнулся уголком рта. Среди сгустившегося мрака они с Марковичем напоминали две темные глыбы. Это цитата, ответил он, что в данном случае не важно. Просто он хочет сказать, что книги помогали ему привести в порядок собственные мысли. Книги – тоже инструмент, подобный кистям, краскам и всему остальному. По правде говоря, создание фрески – всего лишь техническая задача, которую нужно решить как можно эффективнее. В этом помогают инструменты, даже самый выдающийся талант без них бессилен. А таланта ему как раз недостает, подчеркнул он. Или хватает ровно настолько, чтобы осуществить задуманное.
– Я не собираюсь судить ваш талант, – заметил Маркович. – Несмотря на острые углы, картина кажется мне интересной. Оригинальной. А некоторые сцены просто… Как на самом деле, можно сказать. В них больше правды, чем в ваших фотографиях. А это как раз то, чего я ищу.
Внезапно его лицо озарил язычок пламени. Он прикурил новую сигарету. С горящей спичкой в руках он сделал несколько шагов, подошел к фреске и осветил тусклым огоньком фигуры. Фольк разглядел искаженное лицо женщины на первом плане, написанное резкими мазками охры, сиены и кадмия, беззвучный крик рта, широкие мазки, густая, непрозрачная краска, тусклые, как будничная рутина, тона. Мимолетный взгляд, пока огонек не погас.
– Вы на самом деле видели это лицо? – спросил Маркович, когда снова стало темно.
– Оно запомнилось мне именно таким.
Они опять замолчали. Маркович сделал несколько шагов, должно быть, пытаясь отыскать во тьме свой стул. Фольк сидел неподвижно, хотя мог бы зажечь «летучую мышь» или газовый фонарь, стоявший под рукой. Темнота давала ощущение преимущества. Он вспомнил про лежащий на столе мастерок и ружье, хранившееся на втором этаже. Но гость снова заговорил – голос его звучал мягче, и подозрения Фолька окончательно рассеялись.
– Как ни совершенны инструменты, дело в основном в технике. Вы раньше рисовали, сеньор Фольк?
– Когда-то давно. В молодости.
– Вы были художником?
– Хотел им стать.
– Я где-то читал, что вы изучали архитектуру.
– Очень недолго. Рисовать мне нравилось больше.
На мгновение вспыхнул огонек сигареты.
– А почему бросили?.. Я имею в виду живопись.
– Рисовать я перестал очень давно. Когда понял, что каждую мою картину раньше уже написал кто-то другой.
– И занялись фотографией?
– Один французский поэт сказал, что фотография – прибежище неудавшихся художников. – Фольк по-прежнему улыбался в темноте. – По-своему он прав… С другой стороны, фотография дает возможность подметить неожиданные стороны вещей, которые люди обычно не замечают, как бы ни старались. Даже художники.
– И вы в это верили тридцать лет?
– Как