утро дали вина с каким-то зельем и обратно повезли. Один господин сунул пятьсот рублей, сказал: «Отдашь хозяйке, это Машкин заработок, она с иностранцем решила из России уехать».
Михаил Федорович допросил девицу, убедился, что она ничего больше рассказать не может. Записал приметы пропавшей подруги, выяснил, что ни одна похожая девица ни водой, ни сушей город не покидала. Правда, и тело пока еще найти не удалось…
Вот в какую историю попал мой супруг. И если его отказаться от расследования просил генерал-губернатор, через секретаря, то меня – царские братья, напрямую. Один, между прочим, неофициальный наследник престола. Высокая, блин, честь…
Глава 7
– Похвально, – вступил в разговор Николай Павлович. – Но в некоторых делах даже и при этом условии рвение нежелательно, и вам, Эмма Марковна, следует понимать такие вещи.
Вот им-то что, братьям-царевичам? С Милорадовичем отношения у них не особо близкие, да и не царское это дело – дублировать сигналы от сановника, несмотря на всю его значимость. Тогда что, личная заинтересованность?
Ох, встал мой Миша на тернистую дорожку, где с каждым шагом все тенистей, и неведомо, какие замаскированные звезды блеснут в совсем уж мрачном конце пути. И самое печальное, мой муженек с этой дорожки не свернет – проверено.
Обо всем этом я подумала и вздохнула. Про себя. А Николаю Павловичу ответила так:
– Ваше императорское высочество, мой муж – человек долга. Он будет выполнять доверенное ему поручение, пока не получит новый, прямой и неукоснительный приказ от начальника. Возможно, это наивное женское мнение, но именно на таком понимании высокого чувства долга зиждется благополучие любой державы и, конечно же, нашей Российской империи!
Ух ты, Эмма Марковна. Разве трубы не заиграли в небесах?! Будто Орлеанская дева перед воинским строем. Не пересолила, часом?
Великие князья переглянулись, уставились на меня, переглянулись опять. Их лица выглядели так, будто передо мной пролистнули богато иллюстрированную книгу. Уважение, гнев, циничное презрение, восхищение и еще пятьдесят оттенков этих эмоций. Желание поучить меня жизни или хотя бы оставить за собой последнее слово. И трезвое понимание, что некоторые циничные поучения не должны исходить из уст царевичей.
Молчание затянулось так, что высоко в небе одна перелетная стая успела сменить другую.
– Госпожа Шторм, – наконец сказал Николай Павлович, – ваше чувство долга, как верноподданной, не воспрепятствует вам позволить присланному мной офицеру зарисовать металлическую сетку, которой вы оплели берега канала, чтобы защитить почву от дождей?
Уф-ф-ф!
Конечно же, к некоторому огорчению Михаила Павловича, мы потратили минут пятнадцать на тему, столь интересную его старшему брату: землекопные и строительные работы. Николаю Павловичу нравилось все, что связано с саперным делом: рвы, каналы, фундаменты. Между прочим, именно при нем, еще до воцарения, в русской гвардии