глухим к боли пациентов. Проще. Но честнее ли перед другими, перед собой? Для меня ― нет. Поэтому правильнее для врача ― научиться дирижировать этой музыкой и вовремя обезболивать пациента. „
Эту науку я и постигал, когда вел онкологических пациентов в районной больнице.
Я занимался онкобольными в отделении и теми, кто находился дома. Вылечить, к сожалению, их было уже нельзя. Но можно ― облегчить страдания, откорректировать боль. Амбулаторные больные или их родственники приходили ко мне и просили обезболивающие препараты. Это сильные наркотические вещества. Онколог, кроме всего прочего, должен был вести учет этих препаратов. Во-первых, потому что применять их надо осторожно, чтобы не навредить пациенту. Во-вторых, оставшиеся невостребованными у больного, эти медикаменты могут попасть к наркозависимым. Поэтому, чтобы понять реальную потребность в таких препаратах у конкретного человека, мы на некоторое время госпитализировали пациентов в стационар. Среди прочего оценивали эффективность обезболивания, и одним из инструментов был дневник боли. В нем даже по почерку многое становилось понятно: дергающиеся, угловатые цифры ― сильно, остро болит; слабый нажим ― человек совсем обессилел от продолжительной боли; прямые, ровные линии ― сработал препарат, отпустило.
Тогда я научился дирижировать болевым синдромом пациента ― слышать первые ноты приближения боли и снимать ее препаратами еще до того, как она будет невыносимо греметь в полный голос. Быть внимательным, не затыкать уши, открывать сердце.
Это умение помогало мне тысячи раз в хирургии, в пластической ― тоже. Ведь здесь на первичный прием не так уж редко пациент приходит не один ― его сопровождает страх боли.
Абонент недоступен. Сорок шесть неотвеченных звонков. А если старенькая мама упала дома, сломала шейку бедра, такое часто бывает у пожилых людей, и потеряла сознание от болевого шока. Или маме стало плохо на улице. Случился инсульт, и никто не помог, а счет идет на минуты.
– Лариса Павловна, вы идете на совещание? ― К ней в кабинет заглянула главбух. Лариса вспомнила, что она ― финансовый директор большой компании и ей придется до ночи решать рабочие вопросы.
– Нет, Мария Викторовна, я не могу. Передайте, пожалуйста, что мне пришлось срочно уехать по семейным обстоятельствам.
Когда Лариса садилась в машину, уже смеркалось. До маминого дома путь был неблизкий, да еще пробки. Она ругала себя за то, что позволила матери жить одной, как та привыкла, что она ― плохая дочь, все время на работе, уделяет маме мало времени. В конце концов, Ларисе надо было настоять на сиделке, чтобы та присматривала за мамой постоянно.
Через час Лариса наконец добралась, припарковалась довольно далеко от подъезда и побежала. С ее весом это было не очень-то легко. Она еще не придумала, где будет искать мать, если ее не окажется дома. Лариса что есть силы жала на кнопку звонка, звук был слышен на лестнице.
– Ну и где пожар? Что у нас горит? ― раздался