это.
Он решил пока ничего никому не рассказывать, а вдруг редактор позвонит и скажет, что он бездарь! И что потом? Самого себя на смех поднимать? Нет, этот вариант не для него.
А внутренний голос ворковал: «Всё будет хорошо. Кто ещё мог написать такое? Ведь не каждый будет тратить столько личного времени, чтобы найти в интернете все данные по Балканам. Пишут только о метаниях своей души, а в этой области обладать энциклопедическими знаниями не надо».
Когда Максимов добрался наконец до дома, родители спали.
«Ну вот, и говорить-то некому», – подумалось ему, и на душе стало пусто и тоскливо.
Есть не хотелось, поэтому он сразу тихонько поднялся на второй этаж и, закрыв дверь в кабинете, включил компьютер.
Но голова звенело пустотой, и Максим, промаявшись недолго, постелил на диване и вскоре уснул.
А утром… позвонила Римма Яковлевна.
– Максим, добрый день! Вы меня удивили! Вашу рукопись я прочла на одном дыхании. Я просто предчувствую колоссальный успех. Не вправе советовать, я только замечу. Вам не стоит печатать маленький тираж. Две-три тысячи, я думаю, разойдутся мгновенно, и не только окупят ваши затраты с лихвой, но и принесут прибыль. Вы не торопитесь – всё обдумайте, взвесьте, а я завтра жду вас к двенадцати часам для заключения договора.
Максимов почувствовал восторг. Неописуемый восторг, радость и счастье одновременно.
Николай умер неожиданно, во сне. Было ему тридцать шесть лет, и на здоровье он не жаловался. А вот такое горе. Врач, который приехал констатировать смерть, сказал, что, увы, сейчас очень много молодых мужчин умирают от остановки сердца. Без всяких предпосылок и причин.
– Жизнь такая, – вздохнул врач, сам недавний выпускник медицинского вуза. – Стрессы, экология, да и вообще, одна нервозность кругом.
Егор Петрович с тревогой посматривал на жену Надюшу. Ведь Николаша был её единственным сыном от первого брака. И её материнское горе нельзя было облегчить ничем. Надежда как застыла, так ни на что и ни на кого не обращала внимания. Когда привезли гроб, обмыли и положили туда Николая, она все дни просидела возле сына, не сводя с его лица провалившихся сухих глаз. Как будто впитывала родные черты, чтобы запомнить их навсегда.
Не заплакала она и на кладбище, когда застучали молотки о крышку гроба, ни за поминальным столом, ни на третий, ни на сороковой день, ни спустя год.
Егор Петрович был поэтом, и, надо признать, хорошим поэтом. Ему нужны были новые эмоции, вдохновение, общение с людьми и даже, извините, встречи с друзьями-посиделкиными за бутылкой водки и умными разговорами о несовершенстве мира и никудышном руководстве страны.
А что было делать в этой ситуации? Понятно, материнское горе бесконечно, но он же живой человек! Да и к пятидесяти годам он не знал чувства отцовства, потому что никогда не стремился иметь детей. Быт и поэзия – вещи взаимоисключающие! Душа – тонкая материя для производства счастья, даже пусть это счастье заключается