заявляет, что «жизнь одна – танцуй, пока молодой». И ведь неправильно понятое учение о гедонизме (как о сиюминутном наслаждении), равно как и большинство психологических травм, берет свое начало в раннем возрасте. У меня сразу произошел флешбэк о том, как в школе меня учили курить, а ведь табачные компании отлично сыграли на безудержном стремлении к наслаждению человеком.
Нет, что ни говори, а плох наш белый свет!
Бедняга человек!
Он жалок так в страдании, что мучить бедняка и я не в состоянии.
Мучениям – нет, на, закури десяток сигарет.
Но нельзя винить только того смутьяна, который предложил мне выйти покурить на перемене. Сама культура благоволит нам обращаться к ложным удовольствиям. И вот я уже стою в подъезде, пью пиво, курю сигареты со своими одноклассниками, и отчасти только потому, что половина населения транслирует такое поведение. А в последующем, в университете, происходит «восполнение пробелов» школьного материала и добавляются уже другие «предметы» с чем-то запрещенным.
Страх жизни и оптимизм являются благодатной почвой для процветания зависимостей, ибо понятие удовольствия извращено. Для успешной организации жизни необходимо понимать природу удовольствий, они могут быть дурными и ложными, временными и постоянными, а могут вообще выливаться в форму каприза.
Удовольствия вступили в борьбу между искусственной выжимкой дофамина и истинными наслаждениями, которые всегда сопряжены с преодолением себя, потому что, чтобы получить здоровую порцию радости, поначалу необходимо прилагать усилия, чтобы побороть страх и лень. К слову, на Востоке поняли, что истинное благо ждет человека, который поначалу испытывает долю сопротивления. К примеру, нет сопротивления, когда человек идет за спиртным, а для того, чтобы заняться спортом, почитать, особенно если не сформирована привычка, требуется договориться с собой.
Получается сама культура со странными ритуалами, где всегда кто-то на разливе, выпивает яд и говорит тосты про здоровье, задает вопрос: «А что ты не пьешь? Болеешь?»
Мне как-то задали такой вопрос, я конечно же растерялась, ведь если сказать правду, то обидятся, а с другой стороны, боязно, ведь, чтобы не оказаться за бортом социальной жизни, мы все заискиваем друг перед другом и поэтому совершенно побочно являемся искусными демагогами.
Я подумала, что отделалась от ответа на вопрос, но у человека было весьма высокое чувство «такта», и она мне говорит: «Ты что, Влада, не уважаешь меня?»
И в такие моменты приходится говорить всякую ерунду, типа, я взяла аскезу или пью таблетки из-за проблем с желудком, лишь бы не обидеть. Но ни в коем случае не сбиваясь с пути нашего рассуждения, я задаю себе вопрос: а что я в таких компаниях делала? – и на ум приходят две причины: неуверенность в себе и страх одиночества. И тогда я не понимала, что, чем больше человек себя находит, тем больше людей он теряет, ибо не всем нравятся люди, осознающие свои личные границы, ведь они неудобные,