на месте, сидела на складном стульчике, отдыхала после прибытия на свою торговлю. Весь свой товар, термос с чаем, пакет с едой на день, необходимые, если прихватит, лекарства и складной стульчик она таскала вслед за собой на маленькой двухколесной тележке, которой пользуются для своей поклажи пенсионеры.
Продавала Мария Владимировна акварели и вышивки собственного изготовления. Долгие годы она работала учительницей рисования в школе, потом вела кружок изобразительного мастерства в местном Доме пионеров. А когда пионерскую альма матер приватизировали, а Марию Владимировну подвергли сокращению штатов ввиду смены профиля учреждения – в Доме пионеров разместился торговый дом – она оформила пенсию, купила пяльцы, разноцветные мулине, рулоны канвы и ватмана, кисти, акварельные краски и начала борьбу за выживание. Мария Владимировна была женщиной начитанной и слегка изобретательной. Посему она сообразила, что потенциальные покупатели ее продукции – завсегдатаи храма, бредущие в него и обратно через блошиный рынок. Это был верующий бедный люд, как правило, жалостливый, по-старчески сентиментальный, легкий на слезу умиления.
Через пару недель вдохновенного творчества Мария Владимировна развернула на блошином рынке свой художественно-торговый стенд и сразу овладела вниманием масс. На людей с вышивок крестом, гладью глазели умилительные, обязательно улыбающиеся котята, щеночки, хулиганистые цыплята и прочее потешное потомство животного мира. У мирян немедленно возникало острое желание разместить такую прелесть у себя в кухоньке или на стене напротив кровати, чтобы радовать старческий глаз.
На вопрос «Почем?» Мария Владимировна скромно отвечала: «Сколько дадите». Давали до ста рублей за одну вышивку, и через пару часов стенд опустел. Мария Владимировна наторговала восемьсот рублей, поразившись такому успешному повороту дела. Были у нее и акварельные пейзажи, но их брали хуже, и ко второй ходке на блошиный рынок она их уже не рисовала. Один из непроданных пейзажей она подарила Ивану Петровичу, то есть Гриму. Он тогда растрогался до сердечного волнения. Потому что для Грима милее Марии Владимировны человека на этом свете не было.
Грим возник перед Марией Владимировной внезапно, бухнул свою поклажу у её ног, облегченно выдохнул:
– У-уф-ф!
– Ой, Иван Петрович! – тихо вскрикнула Мария Владимировна, схватившись за сердце. – Как вы меня напугали! Прямо как… черт из табакерки!
– Черти черные, а я в белом, – буркнул Грим, растирая затекшую руку, в которой он пёр торбу. При этом он озирался вокруг, но никто не обращал на него внимания, полагая, что это пришел со своим барахлом еще один искатель торговой удачи.
– Ну, хорошо, ангел из табакерки, – пошутила Мария Владимировна. Она уже пришла в себя после внезапного возникновения Грима, и лицо её светилось радостью встречи, к Ивану Петровичу у нее также имелась симпатия. Гриму, однако, было в данную минуту не до сантиментов.
– Встаньте-ка,