дать воды?
Сон мгновенно слетел с меня, так неожиданно было услышать, что он говорит теми же словами, что и я.
Несколько мгновений мы смотрели друг на друга молча. Я пытался сообразить, должен ли ему что-то ответить или просто показать, в каком кувшине стоит вода. Так и не дождавшись ответа, мальчик продолжал тем же шепотом:
– Без воды не уснуть, от вашей свинины в горле пересохло.
И добавил:
– Как твое имя?
Вероятно, приключения того вечера подействовали так сильно, что я не удержался перед соблазном и все же вступил в разговор:
– Я думал: вы нездешние… Ты говоришь по-французски?
– Ты прав, мы нездешние, – откликнулся он. – Но моя мать была француженкой, и на этом языке я учился разговаривать… Так как тебя зовут?
– Корнелиус. А ты…
– Ансельми.
– Ансельми, – с удивлением повторил я. Никогда не слышал подобного имени.
Он говорил с непривычным акцентом, но плавная речь звучала так красиво, казалось, слова рождаются сами по себе, без его участия, и ему остается самое легкое: просто их произнести. Мой же язык был как деревянный и так беден, что завязать разговор стоило больших трудов. Сам не знаю, зачем я спросил:
– Ты много путешествовал?
– О, да! Приходилось… Когда я появился на свет, мои родители жили в Вероне, а потом мы переехали в Венецию.
Я решил умолчать, что никогда не слыхал ни о Вероне, ни о Венеции.
– А сейчас где твои родители?
Он сделал неопределенный жест рукой.
– Они уехали… Всё-таки можешь дать воды?
Стараясь двигаться как можно тише, я снял с полки кувшин.
– Мои родители живут в соседней деревне. Те другие, что с тобой, тоже говорят на французском?
– Очень плохо. Сказать по правде, они меня для того и взяли, чтобы поменьше объясняться. Так что это я при них, а не они со мной.
И тихонько рассмеялся своей шутке. Напившись, мой неожиданный собеседник опустился на пол, мне пришлось усесться рядом.
– Значит, ты из соседней деревни, а живешь на этом дворе. Сколько же тебе лет?
– Тринадцать лет и четыре месяца.
– Четыре месяца? Умеешь считать? Это неплохо. И чем же приходится здесь заниматься?
Я подумал: оказывается весьма приятно, когда к тебе проявляют интерес. Это заставило окончательно позабыть о наставлениях папаши Арно и продолжить беседу. Одно омрачало наш разговор – моя ужасная речь, позже Ансельми не упускал случая, чтобы подшутить надо мной, меня же воспоминания об этом до сих пор повергают в смущение.
– Я разношу еду, убираю со стола.
Ансельми искоса посмотрел, но ничего не ответил. Я поторопился прервать наступившее было молчание.
– А что делаешь ты?
– Я? Да, пожалуй, вроде тебя… Подношу,