и потому прозрачно-жёлтые языки облизывали вслед за нами тюбинги, словно заметая следы. Я также упоминал, что на дрезине были установлены два широких сидения, развёрнутые друг против друга, и мы с казаком бок о бок на переднем, спиною к движению, глядели назад.
Генерал сбросил скорость. Качнуло влево; Шибанов едва не вывалился из тележки. Крутой поворот. Низкий шум, обволакивавший со всех сторон, справа от меня перестал раздаваться – белое пятно в партитуре тоннельной симфонии на миг обеззвучило целый фланг оркестрантов, когда наш тоннель вливался в другую подземную артерию.
Краснов перетормозил. Электрическое гудение тележки упало до свистящего шёпота. Мы двигались не быстрее человека, идущего быстрым шагом.
И прежде, чем что-либо осознать, я увидел, почувствовал, как волна страха катится от сидящего слева Шибанова, захлёстывает сердце – озноб.
В тоннеле, куда мы свернули (а есть ли выбор на железной дороге?), за спиною Краснова и потому невидимый для него, шагах в двадцати от нас, с-ст… стоял…
Готов поклясться, Шибанов не проронил ни слова, но я услышал, я прочитал его мысли:
«Тоннелепроходчик… Тот, кто оставил след…»
Это был человек без обуви, с невообразимыми лохмотьями вместо одежды, – будто обёрнутый паутиной; свет кормовых фар ослеплял его – глазные впадины сузились до двух чёрных щелей; пепельные волосы и серая кожа – их обладатель казался обсыпанным цементной пылью: долгие годы не появлялся на солнце.
Он безмолвно высился в проёме тоннеля, и в холодном взгляде я не ощущал ни злобы, ни любопытства. Мелькнула мысль, что впереди, по курсу дрезины, за моей спиной поджидает ещё одно такое же существо. Не в силах долее сдерживаться, мгновенно я мотнул головой, десятую долю секунды взирал по ходу передвижения – конечно же, ничего, ничего, ничего – и молниеносно вернулся в исходное положение в тот момент, когда Краснов начал прибавлять скорость. Языки света, стремительно удаляясь, выпустили фигуру Тоннелепроходчика. Будто щербатый рот, облизав невкусный кусок, выплюнул.
– Ну-тко? Василь, что такое с тобой? – Генерал не мог не обратить внимание.
– Туннель… это самое… давит, – мычал Шибанов.
– У него приступ клаустрофобии, – авторитетно поддержал я и тут же почувствовал его благодарственное прикосновение.
– Потерпите. Немного осталось. Повезло нам, что никого не встретили. – Краснов внимательно следил за моей реакцией. – В этих тоннелях много всего… попадается. Слышали о призрачных поездах? Напомните, чтобы рассказал как-нибудь.
Невозможно, чудовищно! Ведь не кто иной как я был их автором: я их изобразил, я измыслил их, почти поверил в собственную фантазию; приложил нечеловеческие усилия, убеждая других в её реальности, – вот результат: миражи зажили взаправдашней жизнью! Вспоминалась и странная – преувеличенно равнодушная, реакция Хадижат, когда излагал