Копалыча я не помню. Инквизиторский допрос, анти-поощрение – ничего. Отсутствие воспоминаний о первом отделе должно меня напрячь, но не напрягает. Под таблеткой меня вообще ничто не напрягает. Поскольку провалы в памяти для меня не редкость, я утешаю себя тем, что, наверно, просто задремал на проходной в ожидании временного пропуска и всё забыл. А раз мне дали пропуск, значит собеседование пройдено успешно. Первая задача выполнена, я таки устроился в шарагу!
е) Сисирина
Метров за сто от дома я ощущаю запах гари. Серая панельная многоэтажка окружена пожарными и полицейскими мигалками. Возле подъезда толпятся жильцы, их опрашивают серьёзные и сосредоточенные люди в форме. Усталые и перепачканные в саже пожарники сворачивают шланги. Крепкие ребята в голубых спецовках загружают в труповозку мешки с чьими-то телами. На седьмом этаже чернеют выгоревшие оконные проёмы, похожие на два подбитых глаза. Это окна моей хаты.
Стоя ко мне спиной, моя соседка, старушка, божий одуванчик, докладывает полицейским:
– Надька-то Кукушкина, ты подумай, какая зараза! А с виду завсегда такая приличная. Сдала квартиру каким-то неграм и цыганам, да вчерась вечером с ними оргию устроила. Всю ночь людям спать не давали. Завезли туда наркотиков, выпивки разной и пошёл у них тама сплошной разврат. Всю ночь ор, топот, музыка гремит. Надька по рукам ходит, от одного к другому. Срамота! Потом ещё Марчелку, уборщицу нашу, к себе завлекли, с мужиком ейным, Богдашкой. А как стали её за мягкое щупать, Богдашка-то не стерпел, он у ней мужик горячий, так за нож-то и схватился. Чаво тады началось! Светопреставленье! Дралися всё утро напролёт, да, видать, в пылу-то квартира и занялась, а никто не заметил. Кого Богдашка не зарезал, те сами заживо сгорели и он заодно с ними…
Пока шустрая старушка меня не заметила, проезжаю мимо и, не замедляя хода, сворачиваю в соседний двор, откуда звоню Братку.
– Чё-как, чувачила? – Браток, как всегда, на позитиве. – Как бодрость духа? Сообщи чё-нить хорошее.
– Вот, успешно устроился в шарагу, – сообщаю я. – Завтра первый рабочий день.
– Ништяк, в натуре. – Браток, чувствуется, доволен. – Молоток, базара нет. Я в тебе, типа, не сомневался.
– А теперь позволь спросить: что с моей хатой?
– Да всё пучком, в натуре. – Браток будто не понимает вопроса. – Прибрали хату, как я и обещал, короче. И с соседями перетёрли, верняк. Теперь они даже под пытками будут повторять эту байду про оргию. Сечёшь?
Поскольку сам Браток не догоняет, спрашиваю конкретно:
– Нафига вы в это Кукушкину с Богданом вовлекли? Они-то при чём?
Браток в ужасе.
– Ты чё, чувачила! Берега попутал, в натуре? Это ж лишние свидетели, точняк. Они бы нас сдали, зуб даю. Сечёшь? Вот ты дятел! От таких в первую очередь надо избавляться…
Мне впервые становится страшно за свою судьбу. Как бы и от меня потом не избавились…
– А пожар зачем устроили?
Браток тяжело вздыхает,