служба. В любом случае всего вам хорошего на ваших дальнейших путях.
Я встал и вытянулся:
– Господин капитан, покорнейше прошу вернуть меня в строй. Я годен к службе.
Такого еще не случалось; это был мат.
О моем рвении стало быстро известно; меня благосклонно принял полковник. Я стал образцовым экземпляром. Как многие старшие офицеры, полковник когда-то служил «королю и отечеству», и ему понравилось обращение в форме третьего лица, правда, только с глазу на глаз. Он напомнил, что пехотинцу после головы важнее всего ноги.
– Если господин полковник позволит мне ответить: по-моему, в танке или самолете травма ноги не имеет значения.
Это пришлось полковнику по душе; он хлопнул меня по плечу и созвонился с врачом. Меня еще раз основательно обследовали и направили в военное училище. Разумеется, проверили, но на меня ничего не имелось. Хорошие оценки, не судим. Один раз Штельман посадил меня на гауптвахту, но такое с каждым может случиться. Оно сыграло свою роль лишь позже. Самое главное: политически безупречен.
Травмой ноги можно пользоваться по потребности. Ноге бывает лучше, бывает хуже – зависит от обстоятельств, особенно от погоды. В училище она отлично мне пригодилась, я носил ее как орден. Ее принимали во внимание, особенно во время строевой подготовки и при наружной службе. Я наверстывал в теоретических дисциплинах. На занятиях был внимателен, иногда задавал вопросы, преподаватели такое любят. Задавал я их не только из стремления быть на хорошем счету, но и потому, что насилие занимает меня тем больше, на чем более высокой ступени проявляется.
Лишь забрезжившая всеобщая одухотворенность выражается в том числе и в тактике. Поразительно, как растет изобретательность в природе и технике, когда речь заходит о существовании. Речь не только об обороне, но и о нападении. Для каждой ракеты придумают противоракету. Иногда возникает ощущение чистой показухи, а это может привести к патовой ситуации или к тому, что противник в один прекрасный момент скажет: «Сдаюсь», – если только не опрокинет шахматную доску, покончив с партией.
Так далеко Дарвин не заходил; в данном случае лучше придерживаться теории катастроф Кювьеxi.
Это что касается тактики, тут сплошные игры-головоломки. То же относится и к идеологической работе, шедшей вторым главным предметом. Помог давний интерес к социальным теориям, пробужденный судьбой моей семьи. Пока я подрастал и пытался составить суждение, социализм был для меня не просто учебным материалом, я читал и основные труды – часто далеко за полночь. Кстати, учил наизусть и стихи, бывшие тогда не особенно в моде.
Преподаванию полезно уметь определить суть и место эксплуатации. Для этого необходимы исторические знания, недостаточные или просто отсутствующие у большинства теоретиков. Они в плену у настоящего, что ведет к путанице и даже к искажению.
Эксплуатация неизбежна; ни одно государство, ни одно общество, даже мошка без нее существовать не может. Ее терпят, выносят