когда в сотый раз в интервью слышится один и тот же вопрос, Трой срывается:
– Почему бы вам не спросить у ваших коллег по цеху? Они уже все в курсе. У вас один искусственный интеллект на всех что ли?
– Напишут теперь, что я мудак зазнавшийся, – жалуется он потом Майку.
– Да хер с ним, – отмахивается он. – Ты не мудак. Просто день плохой выдался.
Конечно, в статье никто его мудаком не обзывает, но пишут, что «фронтмен группы привычным энтузиазмов не фонтанирует, нехарактерно неприветлив и выглядит болезненно трезвым и угрюмым».
«Коллеги по цеху» радостно подхватывают идею, пытаясь вытрясти из Гордона хоть какую-то интригу или трагедию. И бесконечное обаяние даёт трещину.
У Троя Гордона конфликт с прессой. Все запомнили его как весёлого пьянчужку, который несет километры милой чуши обо всём на свете, но Трою очень нравятся песни, и хочется рассказать об этом всему миру. Однако про песни никто не слушает, зато в сотый раз спрашивают про название группы, про Сидни Янга и какие-то теракты в другой части мира, о которой он слыхом не слыхивал. К счастью, у Майка стабильно на всё есть своё мнение.
Хуже всего когда их заставляют читать твиты про себя вслух: его самооценка делает три сальто вокруг своей оси и разбивается вдребезги. Это должна быть забавная рубрика по идее. Наверное, она забавная по ту сторону экрана.
– Почему эти люди говорят про меня вот это всё, – смущённо спрашивает Трой с наивностью пятилетнего ребенка. – Я их не знаю.
Похоже люди из интернета никак не могут прийти к единому мнению: то ли он слишком щекастый для «лица группы», то ли наоборот возмутительно стройный, «…не поймёшь прибухнувший по жизни или на позитивчике», и с «таким лицом только в бой-банду». Это малая часть из списка банальностей, которые ставят крест на облике «канонической рок-звезды». Но поёт, он, конечно, охуенно – в этом солидарны все и будто заочно его за это ненавидят.
Майк реагирует на всё на удивление здраво:
– Непрошеные советы, обожаю, – умиляется он, изображая звуки блевания.
Саймона быстро записывают в идолы, но это Трой и сам знает; знал с самого начала. Бесит, что Саймон всегда был идолом ну просто потому что он Саймон, а не потому что общается с прессой сквозь чёрные рэйбаны, через похмелье и вежливые маты. Но Саймон восхитителен в самом деле: он неприступен, перманентно не в настроении, огрызается, скучает, смотрит сверху вниз, но никогда, никогдашеньки, не заглядывается на девчонок.
– Я не понял, вы музыкальное издание или брачное агентство? – мрачно изрекает Саймон в ответ на очередной вопрос «про половинок», и никто не спорит, потому что в Саймоне росту на шесть с плюсом футов, и не какая-то фигня электронная торчит из кармана, а настоящая сигарета за ухом.
Трой в расшитой пестренькой майке с блестками по плечам ощущает себя очень невидимым.
Странно наблюдать, как коллеги стойко переносят едкие замечания. Вспоминается Том, которого вынесло прочь от его невнятного комментария про то, что он «хороший парень, который играет на разных музыкальных инструментах». Но Том какой-то невероятный, вразумительный; потешается