на двенадцать, согреться. Но не разводить же костёр в овине. К тому же для этого надо замок сломать, дверь открыть, внутрь зайти, то есть сплошная маета. Да и родители строго-настрого запретили это делать. Но что жечь? Он походил в поисках топлива по округе. В смысле, вокруг овина. Кроме травы, ничего путного не обнаружилось. А идти в лес, что темнеет саженях2 в двадцати, слишком далеко. К тому же он много раз туда ходил, но поленцев, коими топят печь, не видел даже днём. А сейчас ночь и ничего в темноте не найти. Пришлось домой за ними сбегать. Естественно, поленницу он на себя опрокинул, потому что решил достать дрова с самого низу. Как он потом объяснял, форма у них показалась более сухая.
И пока Ждан за дровами бегал, воры в овин и забрались. Естественно, поскольку всё на руках не унести, они приехали на телеге. Ждан, не будь дураком, лошадь заметил сразу: после того как она с испугу лягнула его в лоб. Благо кости оказались крепче подкованного копыта, и Недомыке осталось лишь беззлобно выругаться на безмозглую скотину. И тут его осенило: а лошадь-то здесь неспроста! Да и телега позади неё на это указывает. Ждан задумчиво поковырялся в носу. Очевидно, палец зацепил единственную выжившую извилину в головном мозге. Она на мгновение проснулась, и этого вполне хватило, чтобы обработать поступившую информация. И – о чудо! – возникла мысль, гласившая, что лошадь и телега – суть переодетые воры.
Ждан разработал сложный план действия, состоящий из двух пунктов: первый – необходимо не дать ряженым ворам пробраться в овин; и второй – напугать до паники. Последовательность действий не вызвала сомнения даже у дурака. Сначала он запер дверь, оказавшуюся почему-то открытой: пришлось подпереть её парой поленьев и оглоблями, которые по слепоте интеллектуальной и ночи на дворе принял за длинные чурки. Затем сделал вид, что интересуется пейзажем, даже засвистел весёленький мотивчик для отвлечения внимания. И когда по определённым признакам понял, что лошадь заморочена, он медленно, шажками начал подкрадываться к переодетым ворам. Никто не любит, когда его бьют по морде кулаком. Копытному это тоже не понравилось и напугало до колик. Нечастное животное быстро затерялось в темноте леса. Грохот телеги и возмущённое ржание ещё долго заглушали ночные шорохи.
Воры, проникшие незаконным путём в овин, услыхали дикие вопли с улицы и заметили, что дверь кто-то закрыл.
– Спалились! – поняли они.
Ножи грозно блеснули в проникающем через крохотное оконце лунном свете. Преступники приготовились резать и пырять, кромсать и ковырять, тыкать и засаживать, а также «расписывать» под хохлому, гжель, палех и даже чернение по серебру. Но в овин никто не вошёл. Воры, царствия им небесного на раскалённой сковородке, были людьми тёртыми, профессионально разбирались в поведении селян, поэтому решили, что враг придумал уловку, мол, стоит выйти, их по темечку дрынами и приголубят.
«Нас на мякине не проведёшь», – подумали они, рассредоточились вокруг двери и решили