сэндвич, стараясь не набивать щеки как хомяк. Подбородок измазан в растаявшем маргарине, Озомена спешит, спотыкаясь, за мамой, на ходу вытирая лицо носовым платком. Две ее новые подружки уже в кабинете директора, рядом с Обиагели сидит скучающий мальчик постарше.
– Вы все зачислены, – объявляет БЧ. – Вот список всего необходимого для проживания в пансионе и для обучения как такового. Вот расписание на четверть и наши расценки. – Директор отдает распечатки Приске, брату Обиагели и Нкили, потому что она тут сама по себе. Нкили молча поднимает вверх два больших пальца, но Озомена делает вид, что не заметила, и утыкается в мамину бумажку с эскизами школьной формы и внеклассной одежды. Сердце, только что готовое остановиться от волнения, начинает радостно биться, комок в горле из-за наспех съеденного сэндвича исчезает.
– Поздравляю вас, и до встречи в сентябре.
По дороге домой Озомена впадает в полудрему, но Приска вдруг говорит:
– Только я не поняла, почему он не сказал, кто из вас набрал большее количество баллов?
Глава 5
На следующее утро я нахожу возле наших дверей пакет с угили. Страх пробирает меня от пяток до макушки, и начинает дергаться левый глаз, а это плохая примета. Поэтому я хватаю себя за ресницы, чтобы тик прекратился.
Я вспоминаю, как он ел сырую требуху, и рот наполняется слюной. Я бежала от него со всех ног, забыв обо всем и бросив пакет с угили. Я бежала, сердце в груди стучало как сумасшедшее, неслась до горечи во рту. И что толку? Он все равно отыскал меня. Я беру пакет и выкидываю его в мусорный бак. Я усаживаюсь на лавочку во дворе и смотрю, как местные дети уходят в школу – я бы тоже так хотела. Ночью сон мой чуток, я просыпаюсь от малейшего шороха. Под ухом пищат комары, и когда я хлопаю их, то на какое-то время глохну. Мама все время разговаривает во сне, но все равно не просыпается. Спячка продолжается вот уже много месяцев. Иногда она не просыпается неделю, две, три, четыре недели, а иногда спит совсем немного. Например, в прошлый раз она проспала всего три дня, но даже и в бодрствующем состоянии была как лунатик, разговаривала с кем-то несуществующим. И хотя глаза ее были открыты – не поймешь, спит она или нет.
У меня так громко урчит в животе, что даже крысы пугаются – перестают грызть дощечку у нас под дверью и убегают.
А потом на следующее утро я обнаруживаю возле задней двери коробку, заклеенную скотчем. Я даже к ней не прикасаюсь и не принюхиваюсь, а пытаюсь разбудить маму. Но это почти невозможно, если только она сама не проснется. С ней справлялась только тетушка Оджиуго, но и ей приходилось постараться. Но я все равно тормошу маму: ведь происходящее мне не осилить в одиночку, мне так нужна моя мамочка.
– Мама, мама, проснись.
Мама зовет во сне отца, переворачивается на другой бок и продолжает спать.
С улицы слышится голос хозяйки, что сдает тут всем комнаты. Она сидит на лавочке перед своим домом и покрикивает на всех. Она горластая, да, но голос ее звучит глухо, словно из-под маскарадной маски. Или у нее что-то лежит во рту, мешая потоку