кровь. – Попомни мои слова. Все вы, но в особенности ты… Тебе еще за все достанется, помяни мое слово. Клянусь тебе своей жизнью. Герас обо всем узнает.
Испуганный тучный мужчина, метая в нее проклятиями и угрозами, не заметил, как Игнис с озлобленным видом уже нависала над ним. Когда кончики ее волос коснулись его лица, он вздрогнул от неожиданности и с ужасом взглянул в ее полные злобы и решимости глаза. Она наклонилась ближе, почти касаясь своим носом его потного лица, схватила за воротник и шепотом произнесла:
– Когда я, наконец, займу место Гераса, – угрожающе шептала она, наматывая себе на пальцы длинный развязавшийся шнурок на груди его рубахи, притягивая таким образом все ближе, – ты будешь первым, кого я навещу. Я снесу твою тупую башку и проверю, есть ли в ней хоть капля мозгов. Но предварительно, отрежу твой длинный поганый язык. Возможно, еще отрублю эти мерзкие толстые сосиски, кои ты называешь своими пальцами. А раз на кон ты так смело ставишь свою жизнь… – После этих слов Игнис отпустила ворот и жестоко пнула его по лицу. Мужчина закряхтел и выплюнул на пол три окровавленных сломанных зуба. – И так будет с каждым из вас, проклятые пустые! Еще немного и мир избавится от такой падали, как ты!
Она вышла, оставив за собой открытую дверь, через проем которой в мрачное помещение вливался яркий солнечный свет. В его лучах были видны витавшие в воздухе клубы пыли, вызванные недавним погромом.
Тавернье закрыл лицо руками и громко замычал. Безысходность настигла его с головой. Это его хозяйство было единственным, что приносило ему доход, которого теперь едва ли хватало, чтобы сводить концы с концами. Мальчонку, своего помощника, он подобрал из жалости пару лет назад, видя, как тот страдал, ища заработка на улице. Он собирал и отдавал последние найденные крохи своей младшей сестре и больной матери, работать которая уже практически была не в состоянии. Мужчина раз за разом жертвовал ему собственные накопления, ведь выручки уже давно не хватало. Чтобы хоть как-то выкрутиться, он не раз продавал мебель, ту, что была целее всего, а все вырученное отдавал на руки помощнику. Сам же питался теми остатками, что находил на столах. В противном случае подъедал испорченные продукты, уже не годившиеся для подачи.
Все это время державшийся в тени лестницы незнакомец подошел к страдающему хозяину таверны. Об пол звякнул перевязанный мешочек. Несколько секунд тавернье не обращал на него внимания, но после того, как приоткрыл глаза и увидел упавшую вещь перед своими ногами, набросился на него, как на последний кусок хлеба. Ткань мешочка окрасилась кровью с его рук. Он непонимающе поднял покрасневшие глаза на незнакомца.
– Этого должно хватить, чтобы закрыть все долги. Если постараешься и продашь эту старую лачугу, хватит еще на беззаботную жизнь где-нибудь подальше от этого места.
– Сударь милостивый, – мужичок, жадно перебиравший в толстых пальцах приятно пахнущий и звенящий мешочек, бросился к его ногам. – Как вы узнали про долги?