сосками, похожими на большие коричневые таблетки. Ленка, конечно, тоже красовалась нагишом, в одних трусишках, да с неё что взять – ещё пацан пацаном…
В один из дней, когда жара вызрела особенно сильно и густо, Анна Андреевна и Ленка, укрывшись от солнца в палатке, окунулись в тяжёлый послеобеденный сон. А Юле Валентин Васильевич предложил искупаться.
Они поплыли дальше в море в поисках прохладной воды. Юля плавала не очень уверенно, «по-собачьи», и обычно старалась держаться берега. Но на этот раз она чувствовала себя как-то странно – голова гудела, тело казалось чужим и неестественно большим, воли и сил не осталось ни капли. «Наверное – солнечный удар…» – вяло подумала Юля и начала тонуть.
– Дядя Валя! – приглушённо, в последний момент вскрикнула она.
Валентин Васильевич, картинно рвавшийся в открытое море, развернулся и кинулся к ней…
Она полностью вынырнула из небытия в тот момент, когда он выносил её на руках из воды. Но, мгновенно поддавшись инстинкту женской хитрости, она ничем не выдала себя и не открыла глаз, не пошевелилась. Валентин Васильевич положил её на островок песка среди валунов и, шумно дыша, склонился над её лицом.
– Юля!.. Юлия!.. Ты слышишь меня?
Юля слышала, но ничего не могла с собой поделать – уста не размыкались. Валентин Васильевич засуетился, даже заохал, забормотал что-то и начал делать ей искусственное дыхание. Он навис над её телом и принялся вертеть руки, похлопывать по щекам. Юля в глубине души понимала, как это всё смешно, но вместе с тем от его прикосновений, его близости внутри неё зрело какое-то жгучее ощущение, и она испугалась, что сейчас, в сей момент зарыдает ни с того ни с сего.
Валентин Васильевич положил свою ладонь на середину её груди, в тесную ложбинку и начал ритмично давить и отпускать, давить и отпускать… Юля, испугавшись, что он сейчас для удобства снимет с неё купальник, уже собралась «очнуться», как вдруг спасатель пробормотал: «Надо изо рта в рот…» – и, набрав с шипением воздуху, приник к её губам. Юля вздрогнула и невольно, от неожиданности обхватила его за шею руками. Глаза её распахнулись и погрузились в глаза Валентина Васильевича. И так, соединённые губами и взглядами, они существовали в пространстве и времени несколько бесконечных секунд. В них пульсировал общий ток.
Потом Валентин Васильевич выпрямился и, стоя на коленях, растерянно и жадно глядя на Юлю, ни к селу ни к городу выдохнул:
– Вот так, да?
Юля закрыла лицо руками…
На следующий день они вдвоём поехали в Форос за продуктами – Анна Андреевна с Ленкой отказались. До последнего времени, общаясь друг с другом, Фирсов и Юлия поддерживали какой-то шутливый, подкалывающий тон. Но в этот раз они говорили жарко, всерьёз, с увлечением. Валентин Васильевич против обыкновения порой забывал смотреть на дорогу, не отрывал взгляда от Юлиного разгорячённого лица. Говорили они чёрт-те о чём – о перестройке, «Новом мире», повороте северных рек, «Комсомольском вымпеле», «Маленькой