пот… Ладан и едкий дымок погасшей свечи…
Пальцы осторожно надорвали плотную бумагу, я освободил от упаковки большую шкатулку красного дерева. На крышке красовался графский герб. Я впервые видел свой родовой геральдический символ, красно-чёрный щит с золотым орлом, увенчанный дубовыми листьями… Я осторожно откинул крышку. В маленьком бархатном чехле я нашёл серебряную монету. На аверсе был незнакомый мне профиль и надпись «Б. М. Константинъ I Имп. и Сам. Всеросс. 1825». На реверсе – двуглавый орёл империи. На дне шкатулки я нашёл записки графа Андрея. Кожаный дневник листов, испещрённых каллиграфическим почерком действительного статского советника Андрея Васильевича Рихотина. Так я и узнал эту интереснейшую историю ушедшего от нас навсегда мира.
ГЛАВА 1. ВЫНУЖДЕННАЯ СЛУЖБА
Июнь тысяча восемьсот девятого года выдался в Петербурге знойным. Огромные окна в кабинете были распахнуты настежь, но тем не менее лёгкие занавески не улавливали ни малейшего дуновения. Следственный пристав управы благочиния города Санкт-Петербурга, при недавно учреждённом высочайшим указом Министерстве внутренних дел, граф Андрей Васильевич Рихотин сидел, откинувшись на спинку кресла. Переварить события последних недель было нелегко.
В голову лезли обрывки щемящих сердце воспоминаний, служба на линкоре «Селафаил», бескрайнее море и режущая глаз белизна парусов. Рихотин любил море. И службу знал крепко. В двадцать два года он уже капитан-лейтенант, сам адмирал Сенявин прочил ему самое блестящее будущее, но флотская карьера оборвалась неожиданно, хотя и славно. Год назад, при Дарданеллах, русский флот адмирала в результате дерзкой и доблестной атаки отправил на дно половину флота османов, потеряв в этой славной баталии менее тридцати человек. Виктория была громкой, и Рихотину было вдвойне обидней оттого, что она оказалась для него последней. Турецкое ядро во время боя попало в мачту и срикошетило на мостик, убив вестового матроса и оторвав графу два пальца левой руки. Щепки от разбитой мачты крепко посекли ему ногу, и даже теперь, после долгого лечения, он прихрамывал. Службу на корабле пришлось оставить, Рихотин даже подумывал, не уехать ли ему из Петербурга в имение к родителям, но две недели назад он получил письмо от министра, князя Куракина, с предложением должности следственного пристава с присвоением чина коллежского асессора. Оказалось, что адмирал не оставил своего любимца и порекомендовал молодого графа князю как дельного и смекалистого человека. Рихотин не посмел отказать всесильному министру, да и Сенявина подводить отказом совсем не хотелось.
Первая неделя новой службы прошла в знакомствах с новыми сослуживцами, аппаратом присутствия и чтении бесконечных указов, депеш и инструкций. Для живого и подвижного ума графа, не приученного к бесконечной бюрократии, каждый день на службе становился пыткой. Вот и сегодня он как мог оттягивал выход из дома. Наконец часы пробили девять раз. Рихотин подавил тяжёлый вздох.
– Григорий!