тех пор, пока он не исчезает из виду, и начинаю раздумывать, не сошла ли я с ума и не привиделось ли мне все это.
Разумеется, я бы не стала так глупо противостоять психопату. Психопату, который отрезал человеку руки и оставил их у меня на пороге.
Но это именно то, что я сделала. А он ничего не сделал в ответ, разве что облизал губы, словно собираясь полакомиться мной.
О нет, что если меня преследует второе пришествие Джеффри Дамера[6]?
С замиранием сердца я разворачиваюсь и спешу обратно в дом, с таким чувством, будто сами гончие Люцифера кусают меня за задницу. И когда я закрываю и запираю за собой дверь, я бросаю взгляд на кресло-качалку, в котором сидела, и вижу нож, валяющийся на полу рядом с пуфиком.
Боже.
Я выбегаю к психопату и вместо того, чтобы взять нож с собой, просто бросаю его на пол.
Боже, зачем ты создала меня такой?
Может, в следующий раз ты сработаешь не так дерьмово?
В награду за то, что я дописала свою рукопись и отправила ее редактору, я позволяю себе заняться расследованием убийства.
Дайя отправила мне еще материалы, которые откопала в базе данных полиции. С каждой минутой на мою электронную почту приходят все новые письма с новыми подробностями. Большинство из них – это рапорты, написанные от руки людьми, у которых был отвратительный почерк.
И из-за неаккуратного осмотра места преступления нам, по сути, не на что опереться.
В одном из отчетов мой прадед упоминает, что Джиджи вела себя странно на протяжении нескольких месяцев, предшествовавших ее смерти.
Она была отстраненной. Не такой разговорчивой. Испытывала паранойю. Была раздражительной с бабушкой, и несколько раз опаздывала, когда забирала ее из школы, без объяснения причин.
Джиджи не желала обсуждать это со своим мужем, что неоднократно приводило к ссорам между ними. В отчетах он признавался, что в последние два года их отношения непрерывно ухудшались. Он умолял Джиджи поговорить с ним об изменениях в ее поведении, но она утверждала, что с ней все в порядке.
Я часами изучала дневники Джиджи и искала скрытый смысл во всем, что она писала. Выискивала записи, в которых она выражала страх и озабоченность чем-либо.
Но чего бы она ни боялась, это пугало ее настолько сильно, что она даже не могла выразить свой страх словами.
Я даже жалею, что эти дневники не были найдены во время расследования. В этом случае я бы никогда их не прочитала, но, возможно, они помогли бы раскрыть ее дело.
Вздыхаю и запускаю руки в свои густые волосы. Мои плечи начинают гореть от сгорбленного положения, а глаза устают от чтения.
В висках расцветает головная боль, зрение теряет остроту, пока я не перестаю видеть и соображать.
Я откидываюсь в кресле-качалке и смотрю в окно.
И воздух пронзает мой сдавленный вскрик, когда я вижу, что преследователь снова стоит на том же месте, что и прежде, и попыхивает своей дурацкой сигаретой. С тех пор как я вышла к нему на улицу, прошло три дня, и все это время я