удостоен Сталинской премии! Заведомо отрицательный персонаж в ней выглядит более человечным и живым по сравнению с «идеально-положительным», преодолевая усилия автора прямо написать об обратном.
«Егор думал про Бердышова.
Иван превратился в большого воротилу, забрал в руки всю пушную торговлю, завёл работы в тайге. Народ не зря прозвал его Тигром. Хватка у него, как у зверя. Егор слыхал про убийство Дыгена и за последнее время стал верить, что это сделал Иван. Каким бы Дыген ни был, а он человек. Людская молва не прощала Ивану убийства. Поминали про это, как про грех. Иван убил человека не в честном бою.
Егор сам, бывало, думал: «Этот человек как будто весёлый, а ведь он людей убил и ограбил и пойдёт на любой грех, хотя он и умён, и славен, и совет его делен. Почему так?» Иван и нравился ему, и боялся он его. Чувствовал Егор, что страшный зверь сидит в Иване, что тигр, которого все боятся в лесу, живёт с ним рядом, в соседнем доме, и от него всего можно ждать, что если он убил Дыгена, то при случае и другого убьёт».
Но и сам Егор далеко не ангел! Когда кто-то стрельнул в его сторону в тайге, он стрелял в ответ, причём несколько раз! Последний выстрел был уже в убегающего человека, то есть с явным намерением убить. А может, и убил: Егор не стал проверять, попал он в человека или нет и что с ним стало потом.
А когда поймали убийцу на нелегальном прииске, Егор Кузнецов вынес тому смертный приговор.
«Егор почти не спал ночь. Не хотел бы он убивать человека. Сам как с тяжёлого похмелья! „Я должен лишить человека жизни!“ Впервые. Если бы не на прииске, сдать бы его властям. Но ведь это то же самое».
Таким образом, осуждая за убийство Ивана Бердышова, сам Егор в похожих обстоятельствах поступает точно так же! И если Ивана мучает совершённое им убийство нойона, то Егор всего лишь «почти не спал ночь». Он же не ради наживы убил, да и не своими руками, а потому считает себя вправе судить Ивана.
«Когда шли с работы, Иван сказал:
– Сейчас меня на исповеди поп спросил… Говорят, что я разбогател не от труда, словом… Что греха таить, все знают, что было на Горюне. Но я уж тогда был с капиталом. За несколько лет перед этим возил меха в город. Взяли мы золота – крупицы. А все говорят, что я с этого поднялся. Я сейчас всё это попу доказывал. Вот в газетах пишут, что есть политика. И это была политика, а не грабёж! Как ты скажешь? Грамотный скажет – грабительская политика! Завоевание Горюна! Да, мне надо было утвердиться, чтобы люди не колебались, и чтобы слух прошёл всюду, что я могу человека прикончить и выйти сухим из воды. Люди слушаются только тех, кого боятся. Но всего этого я тогда ещё не понимал, мне для удали будто бы надо было. А люди спросили бы, почему купец даёт серебро, почему торгует дешевле других, нет ли худого умысла. Все стали бы сомневаться. А я стукнул их главного торгаша, а потом выгнал с речки Синдана, и все гольды успокоились. Теперь