подбежала к девочке, ребенок весь дрожал крупной дрожью.
– Свиньи! Свиньи! – повторяла Айрис, которая обычно не говорила грубых слов. Сейчас она и сама дрожала, будто попала под дождь – не ласковый и летний, которого так ждали всю эту неделю, а осенний, тяжелый, не предвещающий уже ничего, кроме холодов и снега. – Я разберусь с ними! Сейчас же найду их родителей и расскажу, что творят эти маленькие свиньи! А Поль – так у меня получит…
Она оглянулась, чтобы удостовериться, что никого поблизости нет, но когда обернулась обратно – то и девочки рядом не было.
***
Маргрета не убежала. Она пролезла между прутьев ограды, увитой зеленью так, что невозможно было и представить, что кто-то может проскользнуть. Спрятавшись там, где забор переходил в каменную стену – с нее свисала такая шапка дикого винограда, что, наверное, под этой шапкой укрылся бы и великан, – она решила дождаться момента, когда Айрис, несколько раз окликнув ее, войдет в дом.
Но перед тем как уйти, Айрис всхлипнула.
Маргрета всхлипнула тоже.
Она вернулась тем же путем обратно в сад – девочке захотелось поблагодарить Айрис и попросить не плакать. Но дверь дома уже захлопнулась.
Маргрета тихо подошла к окну. Чудом не заметив ее, спиной к стеклу села на стул хозяйка. В руках она держала огромную книгу. Айрис провела по обложке ладонью, стирая пыль, встряхнула рукой и открыла этот огромный том.
В книге было много-много статей, как в словаре, и картинок. Маргрета, глядя почти из-за плеча хозяйки, изумленно увидела, на какой именно странице остановилась Айрис. Там была изображена странно одетая женщина, стоящая под дождем, который шел из крохотной тучи прямо на нее. Она слизывала капли дождя с руки. Вторая рука была поднята к небу, она будто повелевала дождем и ветрами. Девочка поняла: это и была настоящая Дождевая Женщина. А вовсе не те несчастные, которых повсюду преследует дождь, как говорили мальчишки.
Маргрета поморщилась. «Все-таки никакая я не дождевая женщина, – подумала она, – я руки не облизываю! Ну…почти!» Она вспомнила, как однажды собирала ягоды во дворе и, не удержавшись, лизнула алый сок, потекший по руке. Филипп тогда очень строго выговорил ей, что так нельзя, потому что заболит живот. Мама тоже очень волновалась, но все обошлось.
Мама… Мама тогда была здорова и весела – и собирала с ними ягоды в большое лукошко. А сейчас она все больше лежит, и родственники подарили ей кресло на огромных колесах. Колеса можно крутить руками, но ей не хватает сил. Филипп возит ее по дому и на улицу, делает все то, что раньше делала она. Филипп сильный, пока не было кресла – он носил маму на руках. И сейчас бы носил, просто мама не хочет, опасается, что сын надорвется. Филиппа побаиваются, хотя он и добрый. Если бы она сказала ему про мальчишек – он бы их…ух, он бы их! Почему же они не боятся и нападают на нее? А вдруг есть кто-то больше и сильнее, чем Филипп, и он тоже против нее, и они знают? Не в первый раз она думает об этом, потому и не рассказала брату ничего за эти три дня. А еще… еще потому, что подумалось: а вдруг она правда… дождевая? Тогда, действительно,