подпола тянет сыростью, у стола углы будто топором порублены, табуретки перекошенные, одна разломана и валяется под столом. Ни занавесок, ни горшков. Зато вдоль стены стоят пустые баклажки из-под выпивки. Печка и та трещинами пошла. Когда ее последний белили? Во времена юности Панкрата?
Слезы навернулись на глаза. Как зажиточные люди смогли профукать все добро?
– А коровы и… – Панкрат выдавливал из себя каждое слово. Ему с трудом удавалось не расплакаться.
– А что коровы. Были и нетути. – Развела руками Дуня.
– Дуняша-а, – из комнаты раздался тягучий, стонущий голос, будто кого-то душат.
– Иду-у! – отозвалась хозяйка. – Вона, лежит, помирает, – кивнула Дуня. – Сегодня или завтра распрощается с душой.
– Мама? – передернуло Панкрата. Он рысью бросился в комнату.
– Ну да, – неслышно ответила Дуня.
Панкрат вбежал и чуть не упал, споткнувшись о ворох какого-то тряпья, небрежено валяющегося перед входом. Повернув голову налево, он увидел огромную кучу прожженных одеял, из которых торчала маленькая головенка в давно нестиранном платке. Женщина лежала лицом вверх и таращилась в закопченный потолок.
– Дуняша, – умирающим тоном произнесла она.
Приблизившись к подобию постели, Панкрат наклонился.
– Мама, – тихо сказал он, всматриваясь в сухонькое личико. – Мам, ты меня слышишь?
– Панкратушка, – старенькая мама узнала голос пропащего сына. – Панкратушка пришел. А я так ждала, так ждала. Дождалась…
– Мама! – истошно вырвалось из горла, и здоровенный мужик упал на колени, обхватив гору вонючих одеял дрожащими руками.
Глава 16
Дуня стояла в дверном проеме и наблюдала за драматической сценой. На ее лице читалось – не жаль ни мужика, рыдающего над старушкой, ни эту полумертвую женщину. Наелась Дуня, живя в доме свекрови. Так наелась, что чувство жалости ей не свойственно.
– Я тебя к себе возьму, – Панкрат хлюпал носом, упираясь головой в одеяла. – Мама, прости меня, что раньше не приехал.
– Вот теперь и умереть спокойно можно, – прошептала женщина, улыбаясь загаженному потолку. – Теперь я счастлива…
– Ты не умрешь. – Подняв голову, мужик вытер рукавом под носом. – Будешь жить у нас. Мы тебя выходим.
– Э-э! – прорезался голос у бойкой Дуняши. – Куда? А как же мы? А жить-то как? Мы ж тут с голоду подыхаем.
Она кивнула на соседнюю дверь комнаты, где баловались ребятишки.
– Мы ж все родственники. Каждый из шалопаев рожден от Егора. Брата вашего, – акцентировала Дуня. – Неужто бросите на произвол судьбы?
Она громко всхлипнула и закрыла лицо руками.
– Никому не нужны, ни отцу, ни родне. Привезли меня сюда девчонкой зеленой, бросили с хвостом… Да что ж такое делается то, а? – последние слова она выкрикнула с такой болью, что Панкрат обернулся.
Дуни уже не было. Она выбежала на улицу, села на крыльце и начала выдавливать из себя слезу, чтобы казаться жалкой и беспомощной. Панкрат вздохнул, подумал