но не нарываться на врага, ехать со всей осторожностью: один впереди, двое отстают, на всякий случай. В перестрелки и бой не вступать, не мне вас учить, всё-таки разведчики. Всё, вперёд! Остальные, расходимся и готовимся к бою!
Двое подхватили совсем обессилевшего гонца и повели в сторону детинца; другие, тоже время не тянули, побежали готовиться к схватке, а трое, отобранных в разведку охотников, помчались собираться в дорогу. Добрыня же, весь погрузившийся в мысли пошёл в терем, в зал совещаний, по пути сказав одному из дружинников, чтобы привели к нему Могилу, когда отдохнёт. Поднявшись в терем, он уселся на кресло-трон и опять погрузился в думы. Неожиданно дверь с другого входа распахнулась, и в зал вошёл главный ведун – Любомир. Ещё не совсем белые волосы распущены и стянуты на голове только лишь обручем с символами. Рубаха, под цвет волос, тоже была белая; на рукавах, вороте рубахи и по середине изображены фигуры зверей и чары, в руке – посох, на ногах высокие, расшитые узорами сапоги из мягкой кожи. Добрыня, подскочив, поклонился волхву: ‘’Любомир!’’
– Садись, воевода, садись. Будем думу думать вместе. Я понимаю, что воев ты уже отправил?
– Да, только что. Остаётся только ждать.
– И, что ты об этом думаешь?
– Пока не понимаю, что происходит и откуда здесь взялся большой отряд степняков? Может случайность, совпадение, а может и… кто-то предупредил?
– Да-а, больше вопросов, чем ответов. А, что думаешь о нашем ‘’страннике’’?
– Да откуда же я знаю? Вестей-то нет.
– Я не об этом. Вообще.
– Да, Чернобог его забери! Извини, Любомир, сорвался. Не знаю. Весь какой-то странный, всё время попадает в переделки, правда и выбирается… пока. А, что сейчас будет? Не знаю. Последний день так вообще учудил. Ты в курсе? – Добрыня посмотрел на волхва, и тот кивнул в ответ. – Этот необычный концерт. Нет, концерт хорош, никто не спорит. Но вот его поведение потом. Весь ужин хмурился, толком не ел, как будто что-то чувствовал. А, может и правда? – воевода опять вопросительно посмотрел на главного ведуна.
– На всё воля Перуна и Даждьбога, а для него – Хорса. – только лишь развёл руками и пожал плечами волхв.
– Ну да, ну да. На всё воля Перуна… – тихо, в думе, произнёс воевода. – А, в конце ужина, так вообще выдал. Спел такую песнь, как опытный сказитель, что у меня все в таверне и на улице замолчали, как будто на них чары наложили. После чего срывается с места и уезжает. Всё как-то странно. А. волхв? О, я ведь и не спросил Могилу, встретили они Ярослава или нет? Ещё одна загадка. Ну ладно, подождём, когда он отдохнёт, тогда и спросим. Хотя, если бы странника с ними не было, он бы сказал. А может и нет?
– Ладно, хватит голову ломать Добрыня. Будут новости, пошли весть, я к себе, в берлогу.
– Ну да, иди уже медведь-шатун. – проворчал воевода, но осёкся, взглянув на строгий взор с укором Любомира. Главный же волхв, согнувшись, как будто от непосильной ноши и бед, прошёл ко входу, открыл дверь и, вроде бы и вышел, а вроде исчез с глаз.