входная дверь, я села на пол и уставилась в стену. Стена была родная и знакомая. У стены не было ни рук, ни ног, ни лица, поэтому смотреть на неё было почти не страшно. Над головой тикали старые часы, и я начала считать.
На первых шести секундах я вдохнула, на следующих шести выдохнула. Ещё через шесть снова вдохнула. И через шесть выдохнула.
Через сто сорок щелчков стрелки всё стало почти нормально. Ещё через девяносто я подняла себя с пола, отвела на кухню и заставила выпить большой стакан ледяной воды.
И тогда смогла думать.
Допустим, у меня галлюцинации. Причин может быть сколько угодно, не зря же я три дня пролежала с высокой температурой – вот и сейчас не мешало бы её измерить.
Всё же вряд ли это то самое.
«Наиболее частыми проявлениями болезни являются слуховые псевдогаллюцинации, ложные воспоминания, параноидный или фантастический бред либо дезорганизованность речи и мышления на фоне значительной социальной дисфункции и нарушения работоспособности», – услужливо подсказал внутренний голос, всегда готовый помочь с медицинскими цитатами. Замирая внутри, я по кругу и так, и этак примеряла на себя это определение, и вроде бы ничего из перечисленного мне не подходило, но кто знает, вполне вероятно, что болезнь мешает мне оценить тяжесть симптомов.
Но я же как-то добралась до дома, и никаких ужасов не увидела. Наверное, всё уже прошло. Всякое же бывает. Вот смотрю сейчас на свои руки – нормальные вроде бы руки. Значит всё хорошо. Я нормальная. Всё будет хорошо. Надо уже чем-нибудь себя занять, а то и правда крыша поедет.
Сначала я кое-как замотала бинтом расцарапанную ладонь. В холодильнике нашлись яйца и пара промёрзших яблок, в шкафу – мука и сахар. Хватит не бог весть на сколько звёзд Мишлен, но жить можно – и через несколько минут эти артефакты как-то сами сложились в яблочный пирог. Я пару раз тянулась к телефону, чтобы позвать разделить со мной этот пирог кого-нибудь из друзей или, например, соседку. Но в ту же секунду представляла, что буду делать, если кто-то из них решит у меня на глазах порезать себя на куски кухонным ножом, которым я только что не без опаски нарезала яблоки, и брала вместо телефона чашку ромашкового чая. Через полтора часа, когда пирог стоял передо мной, безупречный и манящий, во мне накопилось такое количество чая, что им можно было бы год поить небольшую деревню.
Миксер затих, духовка погасла, и вокруг снова осталась лишь тишина и тиканье часов в коридоре. На часах было девять вечера.
Вообще непонятно, что с этим делать.
***
Ночь я снова провела как в бреду. А может и правда в бреду – то отключалась, то просыпалась в ледяном поту, то бродила по квартире, то лежала, уперевшись взглядом в тени на потолке. Уснула только под утро, а проснулась после полудня. Как ни странно, выспалась, голова была пустая и свежая, как ромашковый луг, выросший из ромашкового чая. Я чувствовала себя довольно бессмысленной, но немножко даже счастливой – ведь вот он, новый день, и всё вроде бы хорошо.
Старательно собравшись в кучу, натянула куртку на домашнюю