наследник снял с плеча ворчащую кошку:
– Сказывай толком! Что за находники?
Отрок припал на колено:
– Воля твоя, государь. Не самовидец я… Воевода с вестью послал.
«Да есть они вообще там, хасины? Гайдияр!.. Пустой вестью пугает! Испытывает, каково смутится Эрелис!»
Ваан шарил кругом себя по ковру, словно проваливаясь внутрь богатого одеяния. Двое бояр были уже на ногах и ждали приказов. Эрелис тоже поднялся.
– Что ж… – сказал он. – Если враг показывает лицо, долг праведного – война. Несите справу из молодечной. А ты, отроча, веди к брату, пусть Меч Державы укажет наше место в сражении. За мной, дружина северной ветви!
Царевна Эльбиз рванулась вскочить… и не завершила рывка, перенятая опытной рукой Нерыжени.
Восстала.
Смирилась…
Дымка перепрыгнула на подушку важного кресла. Принялась умываться.
– Государь… – кашлянул Невлин. – Прости мою дерзость… праведный Гайдияр искусен воинством, но… твоя ветвь старше…
– Ты молвил истину, сын Сиге. Я пачкал пелёнки, когда брат уже славил оружие Андархайны. Поэтому я встану под его знамя, а ты меня за это выбранишь, когда расточатся враги.
Эльбиз смотрела на брата, пламенея от гордости. Так учил дядя Космохвост, потом дядя Сеггар, и Эрелис сберёг их науку.
Ардар Харавон вдруг снялся с места и зашагал к двери, как-то судорожно, точно деревянный маньяк на нитке грубого скомороха. Лоб старого воина прочертила взбухшая жила, он нёс перед грудью сжатый кулак, бескровные губы что-то шептали.
– Не оскверню… – разобрал Ознобиша. – Не оскверню…
Боярин шёл так, что даже Сибир чуть попятился, давая дорогу. Старик наступил на длинную дверницу, незряче сдёрнул вместе с приполком. Похабно обнажённая дверь открылась… закрылась…
И снаружи долетел удар тяжёлого тела, врастяжку рухнувшего на камень.
Боярыня Алуша закричала, грузно взметнулась, упала и поползла, путаясь в просторном подоле. Рынды подняли женщину, но замлевшие ноги не держали её.
– Ардарушка! Сокол ясный… Ардарушка…
Там, за дверью, ещё не начавшаяся война принимала первую жертву.
– Матушка благая! – вскрикнула, приподнялась Вагурка и… замерла.
Взгляд Нерыжени был как гвоздь. Начальный долг орудью и государям!
Сразу две царевны обняли плачущую боярыню. А Ознобиша вдруг понял, что означал прощальный хрип Харавона. Старый воин нёс прочь свою смерть, как стрелу, попавшую в сердце. «Не упаду. Не испоганю смертью чертог. Не дам удачу забрать!»
Мужчины, возглавляемые Эрелисом, поспешили наружу. Доверенные порядчики, охранявшие дверь, уже перевернули боярина, уложили на разостланный плащ, отроки из домашнего войска неслись кто за лекарем, кто в молодечную за щитами. Когда царевны вывели плачущую Харавониху, боярин, разбитый ударом, ещё дышал.
Эрелис припал на колени. В его ладонях судорожно стиснутая рука Харавона наконец обмякла, расслабилась.
– Бла… го… словен… госу… дарь, – выдохнули перекошенные губы. С мукой, через