можно у чекистов выкупить? – удивилась Вероника.
– Конечно, – кивнула Белла Абрамовна. – Глаз у них жадный, только сырой землей насытится. Тогда, в девятнадцатом, все выкупали родственников. Если было чем заплатить. А кто золота не нашел, у того родных и расстреляли.
Веронике показалось, что Белла Абрамовна немного успокоилась. Приколов шляпку к волосам, та пошла к двери. Но прежде чем Вероника сделала хотя бы шаг, чтобы идти вместе с нею, медленно осела на пол.
Вероника бросилась к ней, приподняла ее голову. Белла Абрамовна была бледна, губы посинели. Приступы грудной жабы случались у нее и раньше, но этот, похоже, был особенно сильным. И лекарства все разбиты! Или не все?
Она хотела уже бежать в кабинет, чтобы это проверить, но тут вспомнила, что Белла Абрамовна всегда носит лекарство с собой, поскорее расстегнула ее ридикюль и действительно обнаружила в нем пузырек.
От капель белизна не сошла с лица Беллы Абрамовны, но по крайней мере губы из синих сделались тоже белыми.
– Я сейчас, сейчас… – чуть слышно проговорила она. – Полежу немного и пойду…
– Вам никуда нельзя идти, – твердо сказала Вероника. – Вы до вечера теперь даже с кровати встать не сможете. Будто не знаете! Тем более с чекистами разговаривать. А если умрете у них на пороге, толку не выйдет вообще никакого. Я сама схожу. Денег им предложить, надеюсь, не хуже вашего сумею.
Она подумала, что, может быть, Сергей уже вернулся и стоит обсудить это с ним, благо «Гарни» совсем рядом. Но тут же поняла, что как раз таки его посвящать в эту историю не следует. Вероника не знала, в каком качестве он находится в Минске теперь, но все, что она знала о его прежних занятиях, включая Оксфорд и контрабанду, никак не располагало к общению с чекистами. А что бы он сделал, узнав, что она идет выкупать у них Лазаря Соломоновича, и что стало бы с ним самим вследствие этого?
Белла Абрамовна хотела, кажется, возразить, но поняла, что в этом нет смысла. Ни она не придет в себя раньше, чем придет, ни Вероника не остановится.
– Возьми у меня в сумке… – чуть слышно произнесла она. – Там, за подкладкой… В углу дырочка.
Вероника открыла ридикюль, нащупала дырку в его подкладке и извлекла из нее кожаный кисет, затянутый шелковым шнуром. Кисет был ей знаком, и она совсем не удивилась, увидев его. Вряд ли у Цейтлиных нашлись бы какие-либо драгоценности, кроме этих. Все, что было, они еще в революцию обменяли на медикаменты и провизию, а оставшееся – обручальное колечко Беллы Абрамовны да золотая булавка, которой Лазарь Соломонович закалывал галстук, – не могло заинтересовать чекистов настолько, чтобы стать платой за жизнь. И золотые часики Вероники тоже, наверное, не подошли бы для этого. Другое дело бриллианты.
В мае, когда Вероника передала доктору записку от Сергея, тот прочитал ее сразу же, при ней. И, прочитав, сказал:
– Что ж… Гонорар ни с чем не соразмерен, но аргумент убедителен. А главное, не похоже, чтобы господин Артынов отказался от своего решения.
– От какого решения? – спросила Вероника.
Лазарь