же было любопытно узнать, каков он, легкий безобидный флирт.
– Верити, – согласился он и, широко улыбнувшись, сжал мою ладонь. – Алекс. И Верити.
– Алекс! – позвал кто-то прежде, чем я успела ответить. – Это ты?
Из-за высокой живой изгороди появился Жерар Лоран, и я быстро спрятала руку за спинкой кресла, будто нас застали за чем-то ужасным.
– О! И Верити! Чудесно! Это наконец случилось. Идите скорее, посмотрите. Давайте, давайте!
Он снова скрылся за кустарниками. Алекс, по-прежнему улыбаясь, посмотрел на меня:
– Проходи… Верити.
– Что это? – растерянно спросила я.
Мы стояли перед длинным рабочим столом в огромной оранжерее, которую я видела вчера вечером. Солнечный свет преломлялся в огромных стеклах со скосами и проливался на растения радужными лучами. Здесь был влажный теплый воздух и пахло зеленью. Я практически ощущала на языке яркий и свежий вкус хлорофилла.
Стол был заставлен горшками с растениями и флаконами с разноцветной жидкостью, заляпан грязью и усыпан клочками мха. Латунные инструменты были педантично выложены в ряд. Из этого получился бы интригующий натюрморт, но Жерар не видел ничего, кроме трех растений в самом центре стола. Это было странное сочетание из спутанных закрученных стеблей и тугих, как кулак, темно-фиолетовых бутонов.
– Отец возится с этим цветком уже почти год, – пояснил Алекс.
– И он ни разу не цвел, – сказал Жерар, пропустив мимо ушей завуалированный упрек сына. – Бутоны просто вяли. Сплошное разочарование и неудачи. Но вот, посмотрите сюда.
Жерар придвинул к нам горшок, стоявший в центре. Один из бутонов выглядел более пышным, чем остальные, более крупным и мягким – словно сладко потягивающийся соня, который вот-вот встанет, чтобы встретить новый день. Края лепестков с пятнышками великолепных оттенков багрового и пурпурного напоминали мелкие рюши.
– Я никогда не встречала ничего подобного, – пробормотала я, приглядываясь повнимательнее.
Вдруг цветок начал медленно раскрываться во всем своем великолепии, словно женщина, шелестящая юбками по бальному залу. Переливающиеся лепестки имели мягкую текстуру, напоминающую персиковый пушок или щечку младенца, и складывались в необычайно многослойное соцветие. Когда цветок полностью раскрылся, в середине обнаружилась крупная ярко-красная тычинка.
– Поздравляю, отец! – торжественно произнес Александр.
– Ах! – прошептал герцог в восхищении. – Он еще более великолепен, чем я представлял.
Жерар поднес руку к цветку, и на одно жуткое мгновение мне показалось, что сейчас он сорвет его, но вместо этого он начал делать руками большие круги в воздухе, направляя к нам аромат. Это был необычный запах: терпкий, как сосновая смола, но с дополнительным сложным оттенком, который почему-то показался мне знакомым.
– То есть… вы создали его из других цветов? – уточнила я, утонув в море непонятных терминов и идей.
Жерар