по себе, когда наступает затяжная зимняя темнота, – но Фройхена она поначалу не тревожила. Что его тревожило – так это голодные волки: они вечно подкрадывались к его хижине. Какое-то время выстрелы из винтовки отпугивали их, но вскоре они осмелели и подбирались совсем близко к двери. Фройхена всегда предупреждали ездовые собаки, которые при виде волков заходились громким лаем: но волки съели их одну за другой, и вот уже все семь собак погибли. Фройхен лишился транспорта – и общества собак. Одиночество подбиралось к нему всё ближе, словно в медленном, меланхоличном вальсе.
После того как собак не стало, волки часто будили Фройхена, проскрёбывая крышу его хижины. Надеясь защитить себя и отомстить за собак, Фройхен решил перейти от обороны к наступлению. Он устроил ловушку на крыше: поставил капкан. К нему Фройхен прикрепил цепь, которую пропустил через трубу в отдушину и там закрепил. Как только цепь загремит, Фройхен выйдет наружу и пристрелит волка. Но когда ловушка сработала в первый раз, оказалось, что он просчитался с длиной цепи: злой раненый волк встретил его прямо на пороге. Фройхен едва успел отскочить и захлопнуть дверь, пока в него не вонзились волчьи зубы. Собравшись с мыслями, Фройхен укоротил цепь, дождался, пока волк снаружи утихомирится, вышел и добил зверя. После этого происшествия ловушка работала исправно: Фройхен убил двух волков да ещё трёх незадачливых лис, которых заинтересовал запах пищи, тянувшийся из трубы.
Отстрел волков временно усмирил их, но перемирие было неспокойное. Через некоторое время звери опять осмелели и повадились нападать на снабженцев. Тем, чтобы добраться до Фройхена, нужно было по меньшей мере один раз останавливаться на ночлег, и вот тогда волки нападали на них и набрасывались на собак. Собаки яростно защищались, однако волкам всё равно удавалось убить хотя бы одну, прежде чем сонные люди успевали выползти из палаток и схватиться за винтовки. Когда снабженцы наконец добирались до хижины Фройхена – без одной или двух собак, – они были совсем не в настроении развлекать одинокого товарища.
В разгар зимы, когда волки были голоднее всего, снабженцы уже не могли противостоять им. Затрудняли дорогу к Фройхену и новые торосы, поднимавшиеся над землёй. Фройхену сообщили, что посещения прекратятся на ближайшие пару месяцев. Пока они не возобновятся, Фройхену придётся жить одному, экономить уголь и провиант.
В истории арктических экспедиций много случаев, когда люди теряли рассудок в изоляции: судьба Фройхена едва не вошла в свод этих трагических историй. Ледяная корка на стенах его хижины была толщиной уже 60 сантиметров, и без того маленькое помещение стало тесным, как тюремная камера. Фройхен вздрагивал от любого звука и нередко гадал, не духи ли это воют за стеной: а это был всего лишь ветер. Ему так не хватало общения, что он дал имена кухонной утвари и стал вести с нею беседы: «Здравствуйте, госпожа Вилка! и вам не хворать, госпожа Ложка!» Возвращаясь на «Данию», снабженцы уже сообщали начальству, что дела у Фройхена плохи: