мой Уйбан Унаров, закончив обход вершей да силков, со словами: «Ну что, дружок, отдохнем?» – скинул на землю берестяную плетенку и сел, подставив теплым лучам солнца свою стариковскую спину. Так саха имеет обыкновение исцелять свои застарелые болячки. Мой старый дед, увидев, как любятся бекасы, лишь хмыкнул: «Хе-хе-хе… Ишь, заливается, как тот Соломон». «Какой такой Солома?» – вопрошаю я. – «Какой? Да тот самый, Соломон Мудрый… Давным-давно жил, говорят, в городе Иерусалиме славящийся своим умом царь Соломон Мудрый, у которого было три тысячи жен».
– Оксе, ну и ну! Так много жен? На скольких же его хватало?!
– Хе-хе-хе… Рассказывают так, дружок… Ну вот, однажды велел Соломон Мудрый отобрать из трех тысяч своих жен триста самых лучших, подобных стройным стерхам, похожих на величавых лебедей – много танцев они станцевали, много песен пропели, услаждая взор и слух его, хоть и стар уж был царь, да взыграла кровь, забилось сердце. Тут жена одного из его близких друзей – женщина неземной красоты – вышла из дому посмотреть на эти игры-забавы, лицо ее вспыхнуло от радости, она засмеялась так, что сорвавшиеся из ее уст звуки послышались чудеснее трелей любых сладкоголосых пташек, что уж тут говорить о песне стерха, звуке кырымпы?! Совершенно дивный голос…
Прямо в сердце пронзил тот голос Соломона Мудрого. Увидев лик женщины, царь был потрясен и замер в немом восхищении. «Среди трех тысяч моих жен не нашлось такой желанной! О, где мое счастье? Без нее – не найти мне его!.. О, всевышний творец, создатель мой! Зачем тобою дана мне кровь горячая, сердце живое?!. Коль сотворил ты меня на счастье великое, – бушующий огонь крови моей, неутолимый жар сердца моего, жгучую страсть души моей – всели в кровь и плоть этого чудного создания!.. Хоть единожды б обнять, словно выточенные из кости водяного быка, белые, дивные ножки ее! Сжать в ладонях вздымающиеся, подобно двум вершинам ливанских гор, прекрасные перси ее! Окунуться б в полыхающие темным пламенем, бездонные, словно ночное небо, глаза и утолить жар сердца моего! Испить бы поцелуй исходящих соком спелой ягоды рдеющих губ ее! Причесать бы струящиеся легкими волнами, словно под ласковым дуновением ветра, шелковистые власа ее! Погладить бы вспыхивающие алой зарей ланиты ее! О, спаси меня, творец! Призри сына своего грешного! Горит мое сердце, не держат ноги, померк свет белый в глазах, не мил он стал мне!!! Нет мне счастья без нее!» – так он пел, говорят, песнь страстной любви, песнь пламенной любви, сотрясая седой, спадающей на грудь, бородой, белоснежными, спадающими на плечи, власами, точь-в-точь как тот бекас дрожал, заливался он слезами и песнью любви… – смеясь сказал мой дед. – Царь, дошедши до того, не мог не добиться своего, на то он и царь, взял что хотел.
– Ну-у! И как это ему удалось? А муж у нее где был?
– Муж? Был муж… да царь ее все равно взял… От женщины той совсем потерял голову и совершил один черный грех. Отправил ее мужа на войну, где убили его, а женщину взял в жены.
Восседая на золотом троне в своем дворце, надев на голову