бывал витязь и банях Афин и Дельф. Сияющий мрамор, прямо с потолка горячая вода льётся, не надо шайками да ковшиками поливаться. Даже скамьи каменные с подогревом, горячие, как и пол беломраморный. Да здесь, не хуже, право слово! Да ещё и с березовым веничком, так и получше будет! И дышалось как хорошо, хвоей пахло. Посидели в предбаннике, квасу выпили .
Наконец, сидели за столом, все вместе. Четверо детей Стимуда, трое девчонок, и старший сын чинно сидели, ложками отдавали честь щам с крошевом из копчёной рыбы. Хлеб был куда как хорош, ржаной, духовитый. Давно такого Евпатий не едал. Уж почитай, как три тысячи лет, не меньше. В Элладе пшеничный хлеб или ячменный, так ячменный чаще. Да и на Арконе или в походах так же всё было. После подала хозяйка рыбные ржаные пироги, так словно витязь домой попал, к матушке. Да когда это было....
Детишки поели, принялись играть в углу. Рядом присели на скамеечку старик со старушкой, помогая внучатам. Только вот, и тот и лругой, кашляли сильно. Краса встала и подошла к пожилым людям, и тихо заговорила с ними. Девушка кивнула, и пошла к их вещам, достала из сундука травы сухие, и занялась важным делом,
– Чего закручинился, Евпатий? – заметил хозяин дома, – не по вкусу угощение? А ли пироги наши плохие?
– Лучше и не бывает,– не соврал богатырь, – так, свой дом вспомнился. Давно не был.
– Ничего, за четыре дня дойдёте до Серпонова. Путь привычный, дорога не длинная. Поживёте у нас. А пока отдохнёте. Что может случится?
***
Да отчего- то случилось. И в первую же ночь. Такое, чего и не ждали.
Постелила Мила Евпатию на лавке в горнице, принесла матрас, набитый хорошим сеном, да и подушку такую же. Войлочное одеяло имелось своё.
– Ну вот, всё и готово. Хорошего сна! – пожелала хорошего женщина, и ушла.
Так и остались У Стимуда дома Евпатий с Красой . Погасли последние светильники в доме, только над низкой дверью горела масляная лампадка , фитилёк словно спрятался за красным стеклом, Печи в доме, протопленные недавно, давали тепло, рукам и ногам холодно не было. Витязь ещё раз прислушался, немного удивился, что собака не лает. Но ничто не внушало тревогу, и он влез под одеяло, вытянулся и задремал.
Но спал чутко, по старой привычке. Правда, снов увидеть не успел, только будто заскрипело на улице и стихло. Он присел и опять прислушался. Иногда слишком острый слух причинял больше беспокойства, чем пользы.. Да и витязь видел в темноте получше любой кошки. Но, тут очень тихо скрипнул хорошо смазанный засоав, и у Евпатия пропали посление сомнения. Он вышел из горнице, и ступая босыми ногами по холодному полу, стал тихо спускаться в подклеть. Света не должно было быть, но внизу, кажется, мелькал луч. Евпатий шёл, половицы не скрипнули, не выдавая его. Загянул в закуток, откуда доносился шум. Там стояли их с Красой сундуки, хорошо, что с замками.
Вот над ними и колдовал сейчас мужичок. Не то что бы щуплый, но как видно по ухваткам, хитрый да вёрткий. Подсвечивал себе хитрым фонарём, да и всё мучился, бедный. Палец себе в кровь разбил, бедолага.
– Тебе не помочь, мил человек? –