посмеялась.
– У нас есть общие знакомые.
– Травник, да?
– Травник? Нет, Травника я не знаю. Но у меня есть старинный друг, он живет в красивом городе Алекте, и он попросил меня приютить всякого, кто постучит в мою дверь вот так.
И она отстучала по борту лодки сложный ритм. Я услышала в нем слова: «отвори ворота, твоя помощь нужна». И я вспомнила, что во все дома, где Ралус оставлял меня, он стучался именно так.
– Таких домов очень много во всех землях, – поняла я.
– Каких – таких?
– Которые верят этому стуку и открывают двери.
Элоис усмехнулась и сказала:
– Хотела бы я знать об этом раньше. Научила бы этому стуку одну непоседливую девочку.
Я не знала, кого Элоис имеет в виду, но и спрашивать не стала. Мало ли какие тайны хранит эта лодочница. Я видела, что и ее, и ее сына съедает какая-то тревога, они тосковали по кому-то, кто был с ними, а теперь далеко.
Однажды к Элоис пришла женщина с такими же белыми волосами, какие были у всех на Элише. Элоис не было дома, но я не испугалась. Тоска и тревога этой женщины делали ее совсем беззащитной и беспомощной. Она улыбнулась мне, присела рядом и спросила:
– Ты Уна, да? А я – Эрли.
Я подняла на нее глаза. Эрли! Так звали одну из дочек Лурды! Значит, эта женщина тоже с Элиши? Я спросила ее об этом, но Эрли покачала головой:
– Нет, я никогда не видела Семи островов, но мои родители родились и выросли там: мама на Лассе, а папа на Птичке. Судьба забросила их сначала в Рионелу, а потом – в Алекту. Ты была в Алекте? А в Контакоре или Борне?
Я покачала головой.
– А в Рионеле?
Нет, там я тоже не была.
Наш разговор получался трудным, будто ему приходилось перебираться через огромные валуны, завалившие тропинку.
– Рионела очень далеко отсюда, на краю земли.
Опять они про этот край!
– Нет, – сказала я сердито. – На краю земли – Веретено, мой остров, а за ним есть еще Ворота смерти, но туда никто не плавает, даже птицы не садятся на них отдохнуть. Оттуда приходит зима.
– Да! – беловолосая Эрли оживилась, будто услышала старую сказку, которую знала когда-то, но забыла. – Мама пела мне песню о Зимнем доме!
И она запела чистым, звонким голосом:
У пряхи одной сломалась прялка,
У другой – упало веретено.
У пряхи третьей запуталась нитка,
Четвертая нить порвала.
А пятая спать легла, не закончив труды,
Не смотала нитки в клубки.
Шестая забыла имя свое,
Седьмая – все имена.
Лори-лори-лори-ла,
Забыла все имена.
Лори-лори-лори-ла,
Так родилась зима.
Я сидела, сжавшись в комочек, боясь пошевелиться и спугнуть песню. Почему-то я знала ее, будто бы помнила, будто бы сам ветер Веретена напевал мне ее вместо колыбельной. И я знала, о чем говорится в песне дальше.
Дом пустой, холодный дом,
Дом старухи-зимы.
Страх и холод ползет