К ногам Литы тоже сыпались монетки и записки. Отец хлопнул в ладоши, и воцарилась тишина. Царь не сводил глаз с дочери, а она стиснула флейту так, что костяшки пальцев побелели. На соседних носилках сидел тот самый темноглазый молодой мужчина, который часто приходил к Алоике и которого она называла царевичем. Он настороженно переводил взгляд с отца на Литу.
Потом царь Эрисорус кивнул марикам, толпа взревела восторженно, носилки качнулись и двинулись сквозь ликующую толпу. Следующая марика начала петь, а Лита все стояла и смотрела вслед царю и его сыну. Щеки ее пылали, а голова раскалывалась.
Что-то щебетала Алоика; мужчины, наполнившие ее дом, кричали, пели, шутили, кто-то попытался посадить Литу к себе на колени, но она отвела чужие руки. В голове шумело, и она стала пробираться на воздух.
– Куда ты, глупенькая?! Праздник только начался! – крикнула ей Алоика вслед.
Будто враз опьянев, не чувствуя ни ног, ни рук, Лита добралась до задней комнаты и переоделась в свою зеленую тунику. Она вылезла через окно, опасаясь, что, если пойдет через дверь, кто-нибудь опять остановит ее, прикоснется, заморочит разговором, заставит выпить еще бокал вина…
Что такое она видела сегодня на площади? Ее отец – царь?! Как такое может быть? Или ей только привиделось? А может, царь Альтиды просто очень похож на ее отца? Ведь если бы он видел, что она вот так, одна, в городе, танцует посреди площади, а все смотрят на нее… он бы ведь не прошел мимо, да? Или в этом нет ничего странного? Алоика вот похвалила ее, сказала, что она была лучше всех. Алоика собрала все монетки и записки, которые бросали, пока Лита играла. Алоика пригласила в дом много мужчин и каждому пообещала, что Лита тоже там будет. Но взгляд царя, полный ужаса, говорил: да, я твой отец, и ты сделала что-то очень, очень плохое, девочка.
Тяжелые ноги несли Литу через лес. Она с трудом узнавала дорогу, но ноги помнили лучше головы и привели ее к дому. Солке выбежал навстречу, начал лизать руки, фыркнул, учуяв благовония и вино, толкнул ее под колени лбом, как делал всегда, только вот сегодня Лита не устояла, упала прямо посреди двора. Ей не хотелось вставать. Тело было тяжелым и чужим.
Она смутно помнила, как ее подняли, потащили куда-то, как чьи-то руки опустили ее на кровать, а далекие, расплывающиеся голоса вопрошали:
– Где ты была, Лита? Что с тобой, Лита? Боги, Диланта, от нее вином пахнет! Где ты нашла вино, Лита?
– Да какое вино, Тесс!
– Понюхай сама, она вся пропахла правглой и вином, как самая дорогая марика. Лита! Где ты была?
– Где ты была?
– Где ты была?
Лита пыталась заткнуть уши, голова болела ужасно, но ей надо было сказать маме главное:
– Я видела папу. – Язык не слушался ее, был каким-то распухшим. – Он царь. И у него есть царевич. Красивый.
Дальше было что-то еще. Вроде бы кто-то молчал, ахал, плакал, кричал. Но мир стремительно уплывал от нее, растворялся в винной темноте.
Странен обычай имянаречения на Альтиде, я так и не смог разобраться в нем полностью. Они меняют