ли быть гречанкой
Мне трудно себя выдернуть из ощущений своего благополучного и беспечного детства и представить, что у моей мамы оно могло быть совсем не таким. Внешне она всегда излучала уверенность и благожелательность. Характер у неё был напористый и решительный, этого не отнять, а вот что ей пришлось испытать и пройти, стало мне ясно только сейчас, по прошествии лет, теперь, когда уже нет никого в живых. Спасибо папе, он совершил большой труд и записал, как мог, со слов мамы её жизнь и её переживания. Конечно, мама рассказывала о детстве, о войне, о работе, эвакуации, учёбе в институте, но всё недоговаривала, была какая-то предохраняющая завеса во всей этой истории. Только к концу её жизни многие дверцы открылись, некоторые секреты были вытащены на белый свет.
Оказалось, что не только дядя Василий живёт на другом конце света, в Америке, в войну также пропала её старшая сестра Тамара: попала в окружение – она к тому времени была медсестрой, – прошла через свои круги ада и объявилась спустя сколько-то лет тоже в Америке. Отыскала там родного дядю, и он ей помог, как мог, обустроиться. Это знание, что её сестра жива, что она там не одна, конечно, принесло маме облегчение, но тяжёлой печатью давило осознание того, что она никогда её больше не увидит, не сможет с ней поговорить и вообще это страшная тайна, о которой надо помалкивать! Так эти страхи жили с мамой, остались с ней и не были до конца изжиты… перешли к нам по умолчанию родовой памятью.
А так, по молодости лет кто всерьёз слушает своих «стариков»? Я вообще-то родилась и выросла русской и, несмотря на цвет глаз, тёмные волосы и смугловатую кожу, была абсолютно уверена, что только такими русские и бывают! Бывают ещё голубоглазыми блондинами… как раз ко мне в пару… Разнообразие природы. У мамы в паспорте к тому времени тоже было уверенно написано «русская», и никаких гвоздей! Это дядя Серёжа Пузиков, к тому времени ставший заметным партийным функционером, женатый на маминой старшей сестре Виктории, своим «указом» в одночасье поменял всем паспорта! Получилось не «из варяг в греки», а из греков в русские! Это было ещё до меня.
А что творилось у неё в душе, знает только она сама. Ведь она, в отличие от меня, прекрасно помнила свои страхи и свои корни. Так наше «греческое прошлое» оказалось до поры до времени для меня закрыто на большой замок. Дома об этом не разговаривали, словно наложили табу. Своеобразная спасительная политика амнезии: было – не было – не помню. По сути, ничего я не понимала, ни о чём особо не задумывалась! Теперь я разделяю настойчивый интерес отвергнутых детей, как они без конца ищут своих родителей, тычутся, как щенки, каждый ищет свой сосок… сиротствующие дети ищут свои корни, хотят найти свой клад, откуда происходят, результат бывает часто, если находят, горьким. Но влечёт их человеческий инстинкт. Национальный вопрос… Сколько сломали копий, сколько преград поставили вообще-то потомкам общих предков – Адама и Евы…
Что значило для мамы быть гречанкой в те годы? Легко ли быть греком, армянином, евреем?