сказал соседский Альберт, – а мне давно пора домой, пить чай. Отпустите меня.
Но Элис ему, так очень по-доброму, объяснила, что домой он пить чай не пойдёт, а останется с нами.
– А вот и нет, – заупрямился соседский Альберт. – Пойду домой. Отпустите. Я и так простужен, а тут ещё больше разболеваюсь. – И он попытался закашлять. Большая глупость с его стороны. Мы ведь видели его утром, и он нам тогда показал, что` у него простужено. Так вот, этим местом не кашляют, хотя выходить из дома ему, возможно, и впрямь не следовало.
В общем, он попытался покашлять, а потом снова завёл своё:
– Ну-у, отпустите… Не видите, что ли? Меня совсем простуда одолела.
– Раньше надо было думать, – отрезал Дикки. – А теперь ты идёшь с нами.
– Не глупи, – подхватил Ноэль. – Ты ведь знаешь. Мы сразу тебе сказали: «Сопротивление бессмысленно». И ничего стыдного, если сдаёшься превосходящим силам. Нас ведь пятеро против тебя одного.
Элиза уже нас заметила и отворила дверь. Нам показалось, что лучше будет завести пленника внутрь без дальнейших пререканий. А так как разбойники со своей добычей не чикаются, мы решительно затолкали Альберта целым и невредимым прямиком в детскую.
Г. О. запрыгал и закричал:
– Вот теперь ты самый взаправдашний пленник!
А соседский Альберт заревел. Вечно он так. Я вообще удивляюсь, как он ещё раньше не разнюнился. Элис принесла сушёный фрукт, из тех, что мы подарили на день рождения отцу. Это был зелёный грецкий орех. Я давно уже замечаю: в коробке с сушёными фруктами почему-то всегда напоследок остаются грецкие орехи и сливы, а первыми исчезают курага, затем инжир и груша, ну и вишни, если они там, конечно, были.
Альберт сжевал орех и заткнулся. Тогда мы чётко обрисовали ему положение. В таких делах нужна ясность. А то вдруг потом начнёт говорить, что не понял.
– Принуждения силой не будет, – принялся растолковывать Освальд, который теперь стал капитаном разбойников, потому что Г. О., когда мы играем в захват заложника, предпочитает изображать лейтенанта. – Ты без всякого принуждения силой просто-напросто будешь брошен в глубокую подземную темницу, где ползают жабы и змеи и свет почти не просачивается сквозь узкое маленькое зарешеченное окошко. Тебя всего обмотают цепями. С ног до головы. Только не начинай, малышок, снова плакать. Слезами не поможешь. Постелью тебе послужит солома, рядом с тобой твой тюремщик поставит жбан, полный воды. Да не пугайся, глупыш. Жбан – это всего лишь кувшин, он не укусит. А глодать ты будешь заплесневелую корку.
Но соседский Альберт не умеет проникнуться духом игры, поэтому он по-прежнему продолжал канючить насчёт чая, который ему давно пора выпить.
Тут Освальд, суровый, но справедливый, решил явить пленнику акт милосердия, тем более что мы все сами успели порядком проголодаться, да и стол к чаю Элиза уже накрыла.
Короче, мы приступили к еде. Вместе с соседским Альбертом. И отдали ему весь абрикосовый джем, который ещё оставался в четырёхфунтовой банке, купленной нами из денег за стихи Ноэля. А также