из нас. Это наверняка доставит ему удовольствие.
И общаться с ним мы решили точно так же, как между собой. Потому что излишняя церемонность бедного человека может обидеть, заставив подумать, будто мы перед ним задираем носы.
Он пожал нам всем руки, спросил, сколько каждому из нас лет, в какие мы ходим школы, и покачал головой, узнав про вынужденно длинные каникулы.
Мне сделалось несколько неуютно, как всегда, когда взрослые задают нам вопросы про школу, и потому никак не придумывалось, о чём повести разговор, чтобы дядя сразу почувствовал себя одним из нас. Я, правда, спросил, играет ли он в крикет, но он ответил, что последнее время не играет, а потом все замолчали до самого начала обеда.
Перед приходом дяди мы вымыли лица и руки, причесались и выглядели все очень прилично, особенно Освальд, который утром к тому же сходил постричься.
Когда Элиза внесла обед и ушла, мы, как пишут в книгах, переглянулись в безмолвном отчаянии. Похоже, обед получился таким же скучным, как вчерашний ужин с отцом, только еда была, конечно, гораздо вкуснее.
Дикки пнул Освальда под столом, чтобы тот хоть что-то выдавил из себя. И намёк получился достаточно ощутимым, потому что ботинки на Дикки были новые и жёсткие. Но Освальд взял себя в руки и не стал пинаться в ответ. И тут дядя справился по поводу кролика:
– Сами будете резать, сэр, или поручите это мне?
А Элис спросила у дяди:
– Что вам больше понравится – взрослый обед или обед-игра?
И он, ни секунды не размышляя, ответил:
– Ясное дело, обед-игра. А? Вот именно!
Мы быстренько научили дядю, как обедают неустрашимые охотники. Кролик мигом у нас стал оленем, добытым в Зелёном лесу с помощью наших по-робингудски надёжных тисовых луков. И когда дядя его нарезал, мы принялись поджаривать это роскошное мясо на длинных, отщеплённых от дров лучинах, которые дядя же и выстругал. Дядин кусок немножко обуглился, но он сказал, что мясо всё равно потрясающе вкусное, и добавил, что дичь особенно хороша, если добудешь её сам.
Когда Элиза унесла кости от кролика и принесла пудинг, мы, дождавшись её ухода, поставили блюдо на пол и расправились с ним старым добрым, давно придуманным способом. Пудинг был диким вепрем, и сражаться с ним – даже с помощью вилок – было нелегко, потому что он до последнего вздоха отчаянно боролся за свою жизнь.
Дядя атаковал яростно, подпрыгивал и испускал победные вопли каждый раз, как вилка его достигала цели, однако, когда подошёл момент получить свою порцию, сказал:
– Нет, спасибо. Вам стоит пощадить мою печень. А? Вот именно.
Но он согласился отведать немного миндаля и изюма, когда мы забрались на шкаф и сорвали их с ветвей огромных деревьев. И от инжира тоже не отказался, как только угощение прибыло на богатом торговом судне, трюм которого был забит до отказа всевозможными экзотическими диковинами. Кораблём нам служил большой ящик, и мы, остальные, угощались из него конфетами и кокосом.
Это был славный, обильный пир, и когда