в МГИМО) абитуриентам перед началом экзаменов. А после просмотра товарищи офицеры включают свет и спрашивают: «Ну, хотите научиться так же?»
Сопляки, естественно, с энтузиазмом отвечают: «Да, конечно, хотим, даже очень!»
На что им, криво ухмыляясь, отвечают: «Тогда валите на «Мосфильм», мудаки, в ВДВ такой фигней не страдают! Мы здесь серьезным вещам учим!»
Правда это или нет, солдаты не знали, но все-таки были склонны верить взводному.
Вообще вокруг лейтенанта Бориса Тарасова был некий героический ореол – он был небольшого роста, молодой и загорелый, но с ухватками уже повоевавшего человека. Когда он разговаривал с другими офицерами, до Башмакова и других солдат долетали обрывки фраз и непонятных слов, типа «103-я воздушно-десантная», «Кабул», «Баграм», «Саланг», «Шахджой», «шурави» и т. д. и т. п. Про Афган ходило много слухов (сам Башмаков еще перед уходом в армию видел на кладбище в родном Свердловске пару свежих могил с поставленными явно за казенный счет довольно дорогими надгробиями – одному из покойных было 19 с небольшим, а другому 20 лет), хотя в телевизоре упорно показывали исключительно митинги, субботники и совместные футбольные матчи между советскими и афганскими солдатами, а о том, что там может быть что-то вроде войны, не говорилось вообще ни слова.
А однажды, на 23 февраля, когда Тарасов показывал капитану Куроптеву какой-то свой фотоальбом, Башмаков через плечо капитана успел рассмотреть пару страниц этого самого альбома. Запомнилось несколько фото – стоящая в капонире «АСУ-85», возле нее несколько человек в маскхалатах и панамах, включая Тарасова, позади них виден садящийся на фоне каких-то гор «Ан-12» и стоящие рядком «МиГ-21»; Тарасов в бушлате и ушанке на фоне «БРДМ-2» с какими-то усатыми, обмундированными в непонятную форму военными; и наконец – улыбающийся Тарасов, почему-то переодетый в местные гражданские штаны, безрукавку и головной убор вроде чалмы, но с оружием и патронташем на груди, в центре группы таких же вооруженных людей, одетых как местные дехкане (или басмачи?), но с типично славянскими харями. Что именно было на тех фотках изображено, Башмаков, естественно, уточнять не стал, а сам Тарасов рассказывал о себе и прошлой службе крайне мало и невнятно. Поговаривали, что он в первой волне высаживался в Кабуле, потом был в Баграме и где-то еще, провел на войне больше года, а потом по какой-то причине был переведен сюда. А еще он имел медаль «За отвагу», которую ему здесь категорически не рекомендовали носить из соображений секретности, и, кроме того, Тарасов был одним из немногих неженатых офицеров в бригаде. Считалось, что в училище он это дело не успел, а потом, да еще и на войне, ему было явно не до того…
Положив автоматы на столы, бойцы взвода расселись по местам и принялись поедать взводного взглядами.
– Так, – сказал Тарасов хмуро. – Больных, «губарей» и прочих отсутствующих нет?
– Никак нет! – отозвался Гена Шевелев, который был у них замкомвзвода.
– Тогда разобраться по тройкам, –