впервые он отказался поступить так, как того требовали интересы Ордена. Но сейчас он мог думать лишь об испуганных детских лицах за окном.
Сначала женщина, судя по всему, собиралась настаивать дальше, но тут выражение ее лица неуловимо изменилось, смягчаясь. Губы растянулись в грустной улыбке.
– Ты же понимаешь, что рано или поздно твоя сердобольность тебя убьет.
«Возможно», – подумал юноша.
…Скорее всего… – прошептал голос.
Повисла долгая тишина.
– Я твой командир, – в конце концов без обиняков сказала женщина.
Молодой человек на миг даже засомневался, не сошел ли он с ума и не мерещатся ли ему эти слова.
– Ты… что?
В мыслях прошелестела насмешка над сжавшим сердце ужасом.
– Таргис мертв. Я видела, как он погиб.
Их взгляды встретились. Отблески пламени играли в наполнившей светлые глаза влаге – единственное, что выдавало ее чувства.
– После его смерти командиром становлюсь я. И я приказываю тебе использовать свои способности в полной мере.
Произнесенные слова рассекли его пополам, отдаваясь болью настолько сильной, словно кто-то схватил его за основание шеи и вырвал через кожу позвоночник.
– Нура…
– Я приказываю тебе.
И тут он заметил ее руку у своего виска. Ее магия пробиралась дальше, в глубину мыслей, к той двери, которую он когда-то не просто захлопнул, а забил намертво гвоздями…
– Нет.
Задыхаясь, юноша смог выдавить лишь одно слово; остальные беззвучно оседали в горле, пока он чувствовал, как женщина все глубже проникает в его мозг.
Она клялась никогда этого не делать.
Все немногие оставшиеся силы были брошены на укрепление ментальных стен, но в этой сфере он никогда не мог сравниться с Нурой. Ее магия брала начало в мире мыслей и теней, тогда как его больше подходила для ярких, более ощутимых стихий. Особенно сейчас, когда кровь без остановки сочилась из раны на спине, а существо отчаянно, изо всех сил, рвалось наружу.
– Остановись…
Его ослепила вспышка боли. Он чувствовал, как женщина дергает запертую дверь, как дверь поддается и наконец исчезает.
Губы женщины шевельнулись в слове «прости», но, если она и произнесла его вслух, молодой человек уже ничего не слышал.
…Как мило… – прошептал голос, такой близкий и настоящий, что по коже рядом с ухом побежали мурашки. – …Ты всегда так упорен…
«Иди ты!..»
Юноша отпустил руки женщины. Пальцы его вытянулись. И резко сжались, издавая какофонию тресков.
Если бы смог заговорить, он бы сказал, что никогда – никогда – не простит ее.
Но он не мог говорить. Он не мог ничего, кроме как снова и снова биться в свою же собственную ментальную стену в отчаянной попытке вернуть контроль.
Но тот ускользал все дальше.
Ладони разжались, и молодого человека ослепила волна пламени, за которой следовала еще одна, и еще, и еще…
Тишина вокруг поражала девочку.
Работорговцы