в голосе пророчицы заставило Деми насторожиться.
– Почему утром? – вырвалось у нее.
– Вижу, ты разделяешь мое нетерпение, – усмехнулась Кассандра. Поморщившись, неохотно пояснила: – С тех пор, как Нюкта, богиня ночи, примкнула к Аресу, Эллада будто разделена на две половины. Днем, пока царствует Гемера, мы в безопасности, но ночью… Порой уродливые куклы Ареса отправляются на охоту, и тогда настает пир химер.
Деми вздрогнула. Химеры… Полулюди со звериными частями тела, твари, словно выдуманные чьим-то воспаленным рассудком. Даже то, что она видела их своими собственными глазами, не мешало принимать их за сон. Несомненно, кошмарный.
– Разве им недостаточно тех, кто сражается в Эфире?
– Обычные люди для химер словно куклы, их легко сломать. Легче, чем Искр и хорошо обученных воинов. А потому, пока армия Нюкты царствует в Алой Элладе, в безопасности не будет никто. Все, что нам остается, – молить богов и дожидаться рассвета.
Деми прикрыла глаза. Рассвет для эллинов был освобождением, для нее – огромным шагом назад. Ластиком, стирающим самые важные, самые ценные воспоминания. Жаль, с ней не осталось блокнота, который рано утром дала ей мама. Деми бы написала себе, утренней и не помнящей ничего, краткие послания. Например, «не позволять Никиасу себя задеть и постараться понять, каков он настоящий под всеми своими масками», «подружиться с Ариадной – она очень милая и, кажется, единственная, кто по-настоящему за меня переживает». А еще – «хоть раз рассмешить Харона, чтобы узнать, способны ли бессмертные проводники душ улыбаться». Правда, ей самой сейчас было не до улыбок.
Стук в стену (здесь не ставили дверей) заставил Деми вздрогнуть и резко распахнуть глаза. На пороге стояли косматые старухи с седыми волосами. Было заметно, что они не слишком-то рвались жить среди людей. От них прямо-таки несло рыбой и тиной. Однако Деми в ужасе воззрилась отнюдь не на их прически или видавшие виды, словно сшитые из потрепанной серой мешковины балахоны.
У всех трех не было глаз.
Их отсутствие старухи не спешили маскировать повязками и лентами. Сперва показалось, будто эти жуткие черные впадины – и есть их глаза. Огромные, они смотрели прямо на Деми, через ее глаза – внутрь ее души. Рыскали там, точно голодные звери. Искали вкусные косточки – то ли секреты, то ли грехи.
Глаз – один на трех – все же обнаружился в руке самой высокой и самой старой старухи. Хрустальный, он был медальоном нанизан на серебряную цепь. Старуха повела им в воздухе и, шамкая, произнесла:
– Где та, о которой ты нам рассказывала, Кассандра?
– Где-где? – выхватывая глаз-медальон, подалась вперед другая.
– Где Пандора? – прошамкала третья.
Деми вжалась в стену, но пророчица осталась невозмутима.
– А вот и отправленная утром весточка…
– Что говоришь? – глуховато спросила высокая старуха.
– Говорю, я еще не рассказывала вам о Пан… А впрочем, неважно. Я рада, что вы пришли.
Пока Кассандра рассказывала сестрам об амнезии