носовыродского кишкотрошителя, он не выстрелил и камня ни до ни после того как был сокрушен и несломлен к тому времени. И, подслучивая что могли говорить они о Маркарти10 или пойти б к Бааластарти11 или вступить б в нейбористскую партию и заявиться в Портерфьюд12 этот изрядвон имел назглость одобрениеться головою кивавшивой на него над его вывернутым норостером13 тем что запротестовал своим губочётам с едва́отмытой наглицестью, лучто чем лунсвета надежа, в той же самой трилойнии14 которую б он сообщил, позволе скамья, Льюду Йозусу15 и джурительменам в Жюри16 и четырем из Мастерствователей17 которые только все эти гоны и жаждали того сгодитца про почему он покинул Дублин, что, амриты бокал варив гибель18, так как Инландец19 был не хуже любого кантонолонца20, если было ему сгибнуть у рыночного столбейка21 пред засыпанием зари, ему не скулдит22 никогда просить зреть вид иль свет этого мира или мира иного или другого из любоих миров, Тир-нан-Ога23, также верно как что был он там в той джекоробочке24 в ту минуту, или орудовать и сворачивать (нет спасибо тевям!) в неисчёртпойманный заздравный рог чарку искибоша25 кличев опля никонцу невседомого божка огня у подвижного пути у ястребов с его героями войнхорры26 если когда-еще за всю свою казничающую карьеру27 он возьмет или умоет канцелордскую руку чтоб взять или кинуть знаменье смертельной палки ль камня в человека, ярочку иль армию спасения ни до ни после бывония хрущённым вплоть к тому наисвятейшему и каждославлённому часу. Здесь, по полуколененному у кастлнокера28 пытаясь неуклюжульнически приподпеть его сумятейшество лапу29 и сделать знак Римской Богхелической веры, (Харошие, здрывсвуйте! – в своем возбуждении парняга сей выломался за рамки Кастильского в который вся аудитория подвергнала и преследовала его олья подриду30), вырвал кучу воплёхотов от владельцев судилища (Ха!) к которому, под успокоением метаглина, свидетельствоеватели неохотно, но с чрезвечно женовоспитанной неблагопристойностью, присоединились. (Ха! Ха!)
Веселюканье Зюзиного Закругляйца вспыхлестнулось также ловко с груститоном Мокра Пинтера как и что были они isce et ille1 ровнями противоположностей, превразвиты одиноковой силой природы или духа, как единое условие и средство его тудáсюдного проявления и поляризованы для воссоединения симфизом их антипатий. Отчетливо различны их дуасудьбы. В то время как барслужички, (одна безпарная триндцашка, другая лунаризованная двендцатница) когда весенник тот забормиррал: Покажь мПозёрска2: затрепельстились и приудрожились около охотно того прижимаемого, номинируя его на свинийскую премию, нахваливая его, пленительная младость, что были у него все чувства свои при нем, всóвоняя тимьяцинты ему сквозь локоны (о феен! о дьёр!) и принося буссек его щекам, их маскулинной Ойрландской Розе (его племялый цветоч!), и легандя около его изящного нового воротника для него и пицциканьоля его пушигалу3, с их динди дэнди сластенцáми милей-ка