не личная обида – как будто не было османского фактора, как будто не существовало католических притязаний на Палестину…
– Можно? – поднял руку Джонни.
– Боваддин! – Пыльин вдруг повысил голос. – Я не случайно отсадил тебя через стол от Марфы – отсадить через два? Слушаю тебя, Джонни.
Джонни встал и выпятил живот.
– Не подумайте, что во мне заговорил англичанин, но аппетит разыгрался как раз у Российской Империи. Молдавии с Валахией мало – Николаю захотелось укрепиться на Балканах, потеснив Османскую империю, в то время как внутриполитическая ситуация в самой России была плачевной: стагнация и реакция при удручающем положении народа, что через семьдесят лет привело к известной плачевной ситуации…
– Не согласен, – перебил его Пыльин, – но да: прислушайся, Дато, как правильно и красиво излагает свои соображения Джонни.
– Негодяйштво! – крикнул Дима и втянул голову в плечи.
Джонни медленно обернулся:
– Ты это мне, что ли?
– Да в этом Сити одна чача, евреи, – подал голос Иоганн.
Пыльин прихлопнул ладонью по столу и улыбнулся.
– Мальчики, у нас не дискуссия, – напомнил он. – Хотя мне забавно видеть, как в вас просыпается кровь. Надо будет обратить внимание вашего учителя биологии, ему это покажется любопытным. С ним вы тоже спорите?
– Спорим, – запальчиво сказал Иоганн. – О перспективах клонирования.
– И в чем разногласия?
– Да хотя бы в нем, – Иоганн показал на Боваддина. – Неудачный эксперимент.
Класс радостно оживился, а мавр привстал и сощурился. Марфа невольно окинула его взглядом с головы до ног и локтем толкнула чернявую Гопинат. Та пожала плечами, ей больше нравился дородный Джонни.
– Боваддин не клон, – мягко напомнил Пыльин. – Он естественный уроженец черного континента.
– Естественный, – серьезно кивнул Иоганн. – Но дело в том, что Боваддин – горилла.
Все грохнули. Сам Иоганн тоже не выдержал и улыбнулся краем рта.
Боваддина дразнили систематически, но никогда – на уроке, в присутствии преподавателя. Это было традицией, и он обычно отшучивался – не словами, но львиным рыком; иногда его мучители хватали через край, и завязывалась потасовка: Боваддина одолевали всем миром, устраивали кучу малу, а Дима прыгал в некотором отдалении, вставал на цыпочки, вытягивал шею и от восторга привизгивал.
Но сейчас Боваддин выскочил из-за парты и укусил Иоганна в руку.
Ужасен был не столько сам укус, сколько нападение. Боваддин вдруг уменьшился ростом. Он выскользнул из-за парты, присел и побежал к Иоганну мелко-мелко, почти гусиными шажками, но очень быстро, и вот над самой столешницей проплыла его кудрявая голова с оскаленной пастью и сверкающими глазами. Она качнулась, как молоток, и мертвой хваткой впилась в кисть. Пыльин переменился в лице, что случалось с ним крайне редко. Он всплеснул руками и не знал, как быть. Боваддин принялся с урчанием трепать