выбирать между своим призванием и замужеством») или из жупела («женщина лишена права и возможности выбирать») Луиза Олкотт превращает выбор в свободу и ответственность, столь же естественную для женщины, как и для мужчины, – а женщина вдобавок внятнее чувствует выбор и гибче сочетает всякие «и/или». Мать Луизы, между прочим, была ревностной сторонницей предоставления женщинам избирательного права, и Луизе ближе к сорока годам удалось-таки стать одной из первых голосующих женщин в своем округе – мужчины их допустили хотя бы к вопросам управления школами, не более того.
Не может фильм вместить и подробности разговоров между миссис Олкотт и ее дочерями. Как и с работой, в кино все приходится подавать более бодро, бойко, а в книге разговоры порой и правда сложны, сквозь слезы, заблуждения, исследование сердца. Ох, говорят иные взрослые, да если б я вздумала вести со своими подростками такие разговоры, они бы уши заткнули. Занудство какое! Но вспомним, что для современников Олкотт сама идея отказаться от телесных наказаний и вообще от привычного решения проблем в духе «взрослые всегда правы, пошел в угол» казалась новаторской и дерзкой. Тогда родители не вступали в «нравоучительные разговоры» не потому, что уважали подростков и боялись им наскучить, а потому, что в грош не ставили их способность понимать себя или различать мотивы поступков. Интересно, в какой мере отказ нынешних родителей от такого разбора поступков, их мотивации и последствий проистекает из неуважения к собственной или детской способности понимать, из неуверенности в общности человеческой природы «отцов» и «детей».
Ох, говорят иные современные девочки, если б ты, мама, научилась разговаривать со мной как миссис Марч!
Доверие между матерью и детьми, эти разговоры, порой общие, со всеми дочерями сразу, как решение отдать рождественский ужин нуждающимся, но чаще с глазу на глаз, – второй, наряду с «стать собой, чтобы обрести счастье», необходимый ингредиент этой книги, истории взросления. Поскольку дочек четыре, и шестнадцатилетняя Мэг уже начала «выезжать», а двенадцатилетняя Эми еще ходила в школу, мы можем в пределах одной книги, нескольких лет из жизни семьи, видеть, как методы воспитания меняются в зависимости от возраста и темперамента детей. Мэг уже настолько взрослая, что мать не инициирует разговор, а мягко предлагает ей свою помощь. Пройдет немного времени, и вышедшей замуж Мэг миссис Марч скажет, что вмешиваться не будет ни в коем случае, даже мнение свое высказывать не станет – ответит лишь на прямую просьбу о совете. И когда такой момент настает, разговаривает с Мэг не как старшая, облеченная материнским авторитетом, а как более опытная в искусстве быть «хорошей женой» с женой начинающей, но желающей быть такой же хорошей. То есть читать Мэг мораль, объяснять ей, какой она должна быть и какими высшими принципами руководствоваться, – лишнее.