странными чувствами, учительница осеклась. Она собиралась сказать: «Но ведь здесь, наверху, вы погибнете», – однако в последний момент передумала.
– Но где же ты укроешься в случае надобности?
– Нигде, – снисходительно ответил за Фостера кто-то из одноклассников. – Все остальные спустятся в бункеры, а он останется здесь. У него даже в школьное убежище пропуска нет.
Услышанное потрясло миссис Каммингс до глубины души. Она-то, привыкшая к сухой казенной дисциплине, к единым порядкам для всех, считала, будто пропуск в хитроумное подземное бомбоубежище под зданием школы имеется у каждого из учеников, но… разумеется, дела обстояли несколько иначе. Пропуска полагались только детишкам членов местного подразделения Гражданской Обороны, тех, кто исправно вносил свой вклад в укрепление военной мощи города, а если отец Фостера – антигот…
– Потому он и боится в классе сидеть, – беззаботно пояснил еще кто-то. – Думает, вдруг все начнется во время урока – мы-то в убежище спустимся, а ему здесь оставаться!
Поглубже спрятав руки в карманы, рассеянно поддевая носком ботинка подворачивавшиеся под ноги камешки, Майк Фостер медленно брел вдоль улицы. Солнце клонилось к закату. Тупорылые ракеты местного пассажирского сообщения высаживали на тротуары толпы усталых людей – счастливцев, возвращавшихся домой после очередного рабочего дня на фабриках промышленной зоны миль за сто к западу от городка. Чуть выше гребня одного из далеких холмов блеснула в вечерних сумерках мерно, безмолвно вращающаяся антенна радара. Число кораблей ГАСО, круживших над городом, увеличилось вдвое. Потемки – самое опасное время суток: на закате ракеты, идущие к цели на высокой скорости при небольшой высоте, визуально практически неразличимы. Если противник нанесет удар прямо сейчас…
С фонарного столба возбужденно завопил в самое ухо аппарат электронно-автоматической службы новостей. Война, гибель, новые системы вооружений, разработанные на родине и за рубежом… Невольно съежившись, Майк Фостер двинулся дальше. По обе стороны улицы тянулись ряды тесных железобетонных ракушек, заменивших жилые дома – безликих, взрывоустойчивых, сплюснутых, будто коробочки для пилюль. Впереди в сгущавшихся сумерках сверкали всеми цветами радуги неоновые вывески. Толпы народу, потоки машин… жизнь в деловом центре города кипела вовсю.
В половине квартала от созвездия разноцветных огней Майк остановился как вкопанный. Справа, словно зев пещеры, темнел вход в бомбоубежище общего пользования, перегороженный тускло блестящим автоматическим турникетом. Вход – пятьдесят центов. Окажись он здесь, на улице, с пятьюдесятью центами в кармане, и все в порядке. Спускаться в общественное убежище ему, застигнутому по пути к дому учебной тревогой, доводилось не раз. Однако порой – воспоминания об этих случаях преследовали Майка неотвязно, пугали сильнее любого кошмарного сна – пятидесяти центов в кармане не находилось, и вот тогда… Стоять среди улицы, цепенея от ужаса, пока мимо под пронзительный вой тревожных