рыжим чубом и крупными конопушками на видневшейся из свободного ворота рубахи крепкой шее и хрупкая тонкокостная женщина с красивым надломленным лицом и растрёпанной косой. Мать и отец не видели незваную гостью. Их взоры были прикованы к лицу самого дорогого для них на всём белом свете существа. Существо слабо шевельнулось на своей жаркой постели и опять издало тонкий жалобный скулёж. Сердце Алёны не выдержало, и она громким приказным тоном велела:
– Шли бы вы оба отсюдова. Чуть мальца не сгубили, – и тише добавила, – ёлкин пень вам в зад.
Когда Алёна вошла в дом, Иван приказал Симу затихариться в овине, а сам отправился к колодцу. Напившись холоднющей водицы и наполнив на всякий случай фляги, мальчик присел передохнуть в тенёчке раскидистой черёмухи, росшей у колодца. За несколько минут сидения под сладко пахнущими ветками он уже знал всё что надо.
В доме Арефы-кожемяки третью седмицу жила беда. Оленёк – единственный сын Арефы и жены его Малены кончался в этот миг в страшных муках. Только эту новость и обсуждали сейчас кумушки у колодца:
– Эхма, бабоньки, – горестно вздыхала полногрудая бабища в ярко-красном охабне с воротом, отороченном белкой, изрядно потрёпанной молью.– И за что этакая напасть на Арефов род? Ведь Малена-то, посчитай, четверых деточек друг за дружкою схоронила. И до года не доживали, кровинушки.
В ответ на её причитания чернобровая молодица, увешанная мелкожемчужными бусами в несколько рядов, и в платке, повязанном широченными концами надо лбом, громким шёпотом сообщала товаркам:
– Уж больно светел у них мальчонка-то получился. Знамо дело, что такие детки надолго туточки не остаются. Самуру Вседержителю нужны шибче, чем родным отцу с матерью.
На эту народную мудрость ни у одной женщины не нашлось возражения. Все они лишь в такт дружно закивали головами.
Ваня возвращался к избе Арефы и на чём свет держится проклинал глупых баб. Если слушать эти бредни, то получается, будто для страдающего мальчишки белую лодью* надо стругать и тут же на погребальный костёр тащить. И про Вседержителя эти нарумяненные и насурмлённые гусыни ничего не понимают. Он не нуждается в таких, как Оленёк. Будто бы делать Самуру нечего, как всячески морить хороших мальчишек. У него есть дела и поважнее. Ивану про эти дела кое-что было известно. По крайней мере, про одно важное дело точно.
Дело Первое (первый сон Ивана)
Огромный белый зал освещался множеством светильников, развешанных на стенах. Было прохладно, чувствовался лёгкий сквозняк. В абсолютной тишине вдруг раздалось смачное раскатистое «а-а-апчхи!», и чей-то тихий голос пробормотал что-то похожее на «буттьтездрвы». Эхо, в испуге заметавшееся под высокими сводами, наконец-то успокоилось и снова задремало. Через несколько минут глаза Ивана привыкли к необычному освещению, и тут он заметил в самом конце зала некое шевеление. Ваня решил подойти поближе. Он несколько раз оглянулся на спасительный дверной проём, который маячил