больно облезлыми и больными они были.
Мы проследовали мимо, перешли дорогу и несколько десятков метров двигались молча. Я снова начал впадать в благостное состояние, которое меня охватывает осенью, и даже перебрался ближе к краю асфальтовой дорожки, где листвы больше и можно было идти, пиная ее ногами, с восторгом осознавая, что мама не будет ругать меня, как детстве, когда я любил проделывать подобное. Солнце освещало мамины золотисто-русые, убранные в пучок волосы и разбегалось бликами по голубому полупальто.
– Ма, я говорил, что люблю тебя?
– Говорил. И я люблю тебя, Мишенька. Ты у меня замечательный. Но мне бы хотелось бы полюбить кого-нибудь маленького, похожего на тебя. А внук это будет или внучка, мне неважно…
– М-а-ам… – протянул я, понимая, что разговор свернул на неприятную для меня тему. Почему родители так хотят, чтобы я женился?
– Никто этого не требует, – отозвалась мама, по-видимому, овладевшая за годы общения со мной телепатией. – Просто мы с папой, увы, стареем. Хотелось бы как-то разнообразить нашу устоявшуюся скучную жизнь.
– Я понимаю, что вам хочется испытать острые ощущения, воспитывая кого-то похожего на меня. По вашим рассказам, это было захватывающе, особенно когда я поджег квартиру, но, – я поднял указательный палец и продолжил голосом маминого коллеги, профессора литературы. – Как говорила Царевна Лебедь во всем известном детском бестселлере: «Но жена не рукавица: с белой ручки не стряхнешь, да за пояс не заткнешь». Или тебе внук отдельно от меня и моей будущей жены нужен?
– Что ты говоришь, Миша? Как так можно? – тут же возмутилась матушка, но продолжения разговора не последовало, так как у нее зазвонил телефон. К слову, к этому времени мы уже находились в парке. Я деликатно отошел в сторону, чтобы мама могла поговорить со своей приятельницей. Но стоять на выложенной плиткой дорожке было скучно, и я стал ходить между деревьями, подкидывая ногами сухие осенние листья, радуясь, что в этом городе меня никто не знает и можно вести себя вот так по-детски. Пахло влагой и преющей листвой – именно так, как и должно пахнуть осенью.
Я брел от одного дерева к другому, изредка оборачиваясь, чтобы убедиться, что матушка все еще разговаривает, пока не оказался возле детской площадки, которая, судя по виду, была новой, а потому современной. Хотя карусели-крутилки и горки из моего детства здесь тоже присутствовали. По периметру стояли лавочки, на которых сидели мамочки, чьи дети носились по площадке. Чуть в стороне от общего бедлама расположились женщины с колясками. Я подумал, что моя матушка, видимо, мечтает в том числе и об этом: сидеть на лавочке и смотреть как ее внук или внучка носятся одних качелей к другим.
Когда именно появился старик в длинном черном пальто, я не заметил. Но вел он себя, на мой взгляд, очень странно: подходил к мамочкам с колясками и о чем-то просил их. Я понял это по тому, как он склонялся в полупоклоне, прижимая руку к груди. Женщины реагировали по-разному. Одни смотрели на него с явным недоумением, другие отвечали резко и отворачивались. От последних старик отскакивал, как