у светляков шанс на встречу с пропавшим катером увеличится вдвое. Но в этом случае главный козырь в игре с ними будет в руках огунов. И после стольких лет неудач и позора Эользул Бун сможет блестяще отыграться! Используя эффект неожиданности можно будет рискнуть напасть на их корветы. А если они оставят лишь один корвет на орбите, то Бун даже не сомневался, что их корабль станет лёгкой добычей «Фатума», ведь фрегат, как ни крути, помощнее корвета....
Глубокомысленные и далеко идущие размышления капитана были грубо прерваны. В его каюту без стука ворвался второй помощник Дун Mоот.
– Шеф, тревога! На транспорте бунт… Эрри Герл и трое его офицеров забаррикодировались в ходовой рубке, но против всей толпы им долго не протянуть.
Бун поморщился. Как некстати Герл распустил свою команду и работяг!
– Какие требования выдвигают бунтовщики?
Лицо Эользула налилось кровью, и это никому не предвещало пощады. Пьяница-капитан со своей безбашенной командой нарушили главное табу Буна – не шуметь, пока рядом с ними находится их общий враг – крейсер светляков.
– Хэш пытался завязать с ними переговоры, но они там в стельку пьяные…
– Какие к дьяволу переговоры в эфире?! – заревел как раненый бык, Эользул, – этот грёбаный мудак хочет, чтобы светляки поняли, что они здесь не одни!!? Да мы глазом моргнуть не успеем, как они вычислят наши координаты и… Что стоишь, болван! Переговоры немедленно прекратить! Готовь челнок к отчаливанию, двух офицеров ко мне…
– Командор… э-э-э, капитан, вы хотите лететь на «Трин»?! Там же не матросы и офицеры, там пьяный сброд и они…
– Сколько бы ни было крыс, но все они боятся одной кошки, – Бун мрачно усмехнулся и решительно шагнул за порог…
… Тридцать, может быть чуть больше огунов, стояли полукрутом в переходном холле, коридор из которого вёл прямо к ходовой рубке, где прятался от толпы Герл со своими помощниками.
– Я, капитан фрегата «Фатум» Эользул Бун, ещё раз спрашиваю вас, какого чёрта вы устроили дебош?
Огуны, а тут были рудокопы, служащие рудников, матросы, отработавшие свой срок на Капе, но принудительно оставленные здесь и вообще всякое отребье, наспех завербованное сюда; они, даже те, которые буквально шатались и еле стояли на ногах от изрядно выпитого спиртного, пялились на Буна, как на какое-то привидение, явившееся с того света. Один истеричный вскрик какого-либо слабонервного бунтовщика, и от Буна осталось бы мокрое место. Но толпа угрюмо молчала, тупо соображая, кто этот жирный упырь и почему он сам лезет к ним в руки.
Наконец, к Буну, грубо расталкивая впереди стоящих огунов, выступил чернобровый крепыш с жёстким ёжиком таких же смолисто-чёрных волос на круглой, как мяч, голове. Правое плечо у него было заметно выше левого. Сфокусировав блуждающий пьяный взгляд на госте, он неожиданно писклявым голосом протараторил:
– А-а, командор, я узнал тебя. Ты ещё хуже, чем те собаки, которые прячутся от