сделал, ничто всерьез муки не облегчит, разве только чуть утешит. «Сделай хотя бы это» – говорят в таких случаях. Вот и дядя Коля сделал, что мог – сдал две комнаты практически по цене одной. Пожалел. И альтернатив на тот момент особо не было, и комнаты она просила не большие, с балконами, а маленькие. Большие категорически не хотела, сказала высоты боится, хотя какая тут высота, и причем она вообще – можно же на балкон и не выходить. А с другой стороны, зачем брать с балконом, если туда не ходить – где логика? И он подумал вдруг, что может и хорошо – эти две, балконные, постоят, отдохнут от жильцов, а эти две, закрытые, наоборот, проветрятся, Светлана их приберет, обиходит. А то и впрямь получается – две все время в пользовании, в износе, а две другие – пылью зарастают. Надо иногда менять их местами.
Гостей Светлана обещала не водить, шумных вечеринок не затевать, сказала, что не пьет, не курит – по здоровью. Сказала, что сердце больное – по ней похоже, тонкая – дотронуться страшно, вдруг переломится; и кожа бледная, словно у покойницы. Волосы только хороши – светлые, пушистые, как гало, вкруг головы. Красивые волосы.
Лариса пыталась возражать вначале, а потом, когда, наконец, увидела новенькую – это случилось в день поминок мужа Ираиды Львовны, величественной дамы, жившей этажом выше над Николаем, тоже в четырехкомнатной, так только рукой махнула. «Блаженненькая она, жиличка твоя, – сказала она Николаю, – такие долго не живут».
И накаркала – и года не прошло, как Светлана погибла. Выпала из окна маленькой комнаты, той, что рядом с кухней. Правда, потом сказали, что умерла она еще до того как упасть на землю – от сердечного приступа. Вроде как, когда он начался, она к окну бросилась, чтобы воздуха глотнуть, раму открыла настежь, лето, душно было, она ее рванула, высунулась, вроде как не в уме была, не понимала, что делает, ну и не удержалась, рухнула вниз. В полете и умерла. Упала уже мертвая.
– Довела девку Ираидка, карга злобнючая! – прошипела сплетница Валя, узнав о несчастье. – Чтоб тебе пусто было, черная вдова, горе ходячее, королева тьмы, тьфу тебе на голову!
И перекрестилась истово.
Лиды в тот год в городе почти не было. Она уехала в очень долгую командировку, в Сибирь, на самую границу с Монголией. Ее давно влекли к себе древние раскосые куклы и шаманские культы тех пределов, и когда появилась возможность поработать в одном из музеев – она бросилась бить челом бабе Люсе. Людмила Мелентьевна за годы беспорочной службы связями обросла могучими, крепости невиданной, поэтому, хоть городок их и был несколько в стороне от магистральных путей и благ цивилизации, но имя ее много в научном мире значило, ей пошли навстречу.
Уезжала Лида ранней осенью, стоял сентябрь, тихий, напоенный ароматами поздних трав и цветов. Было все еще жарко днем, и мелкая речушка, обвивавшая тонкой вязью границы пустыря, еще гнала поверх песка да камней легкую, чуть теплую волну.
Они со Светланой долго бродили в один из последних дней перед Лидиным