она ему по завещанию оставит?
– Пусть. С ним договориться будет не в пример легче. И он уйдет на тот свет раньше, чем она, вот увидите. Она его уже почти съела. Как доест до конца – так его и не станет.
Леля впервые взглянула на Алевтину с уважением. Жесткая речь. Фразы – как эпитафии. А я считала ее дурой – мелькнуло у нее, – забыла, что нежелание говорить не равно неумению это делать. И не равно отсутствию мыслей. Мы могли бы подружиться, – пришла и вовсе странная идея. – Ну может еще получится. Не хочу ее обижать, и так, в общем, несколько… обездолила.
– А ты как же? Жить-то где будешь?
– А я сниму. Только вы помогите мне первое время, пока работу не найду. А там алиментов и зарплаты должно хватить. Глашке туговато будет, без привычных прибамбасов, ну ничего, может, поумнеет.
Это вряд ли, – подумала Леля. Дочь Алевтины, Глаша, Глафира – и кой черт ее так назвали, с ума сошли, наверное! – была истинной оторвой. Подросток 12ти лет, она слушала панк-рок, покуривала косячки, да и просто покуривала. Могла выпить – если предлагали, правда за тяжелую артиллерию пока не бралась, так, с легонца – шампанское, джин-тоник в баночках, пивко – в дозах покамест рюмочных, и не при родне, но лиха беда начало. И еще, что настораживало всерьез – патологический какой-то интерес к интимной сфере и абсолютный авантюризм. Фраза Наполеона «главное – ввязаться в бой, а там – по ситуации», в отношении Глаши была самое оно. Родителям уже случалось вытаскивать ее из не самых безопасных положений. Один раз она, на ночь глядя, усвистала с дальнобойщиками, ее сняли с машины на КПП, в 50 с лишним километрах от города, причем сдали ее сами водители, когда поняли, что девочку не до дома довезти надо, как она просила, когда садилась, а просто увезти – все равно куда, мир велик, так она им сообщила. Второй раз Глашу забирали из ночного клуба, сонную, окосевшую. Она утверждала, что ей якобы дали что-то понюхать – неизвестно кто, неизвестно, что – но ей стало очень плохо, и она отключилась. На вопрос, как она туда попала, она ответила, что шла забрать марки (а она их и впрямь собирала), и шла она к девочке из ее же школы, просто адрес не записала, понадеялась на зрительную память, а в итоге заблудилась во дворах. И она ткнулась в первое попавшееся заведение – спросить дорогу и сходить в туалет. Дальше она якобы все плохо помнит, или не помнит совсем. Вроде и шито белыми нитками, и не придерешься – особенно, когда и клуб и потерпевшая дуют в одну дуду одно и то же. Да и то сказать, по Глаше возраст понять было сложно, да собственно, в наше время по большинству девиц это не угадаешь. Идет – каблуки как у стриптизерши, юбка – аналогично, грудь размер третий уже, губы как у рыбки из мультика, раскрас боевой и ногти любой вампирессе сто очков вперед дадут. Думаешь – ну 25—26 где-то, а потом она нырь в двери школы… и ты такой… обтекаемый… Обтекающий, если точнее.
Были у Глаши и другие грешки, но уже так, по мелочи.