в себе противоречие. И это противоречие называется греческим словом оксимюрон. Таким же противоречием будут – оглушительная тишина, живой труп, жаркий лед, горячий снег и так далее…. Понял?
Костик облегченно вздохнул.
– Понял. А мы тут причем? Ну, почему она про нас так сказала? И почему это правильно?
– Сам подумай. Наш стиль жизни – ничего личного. Потому что это бизнес. Но это же наш бизнес, нет?
– Ну… да.
– Но мы же – личности! И потом, наш бизнес на чем построен? Косметология, прически, ногти, массаж – для кого это все?
– Ну… для клиента.
– А клиент – это кто?
Костик молчал.
– Клиент, Костенька, это – личность. Понимаешь? А у личности не может быть неличного, у нее все – личное. И то, что в задних комнатах случается – тоже случается между личностями. И согласись, несмотря на камеры и зрителей – это ведь все равно очень… личное. Поэтому и стоит таких денег. Правильно? Или нет?
– Ну… да.
– Ну вот. То есть другими словами, мы про наш бизнес, который насквозь личный, и построен на личностях, на их интересах и желаниях, заявляем, что это просто бизнес, в котором нет ничего личного. И требуем, чтобы все личное у работников салона оставалось за порогом. А лучше, чтобы его вообще не было. А если оно появляется – мы этих работников наказываем. За нарушение правил. То есть, мы требуем, чтобы не было ничего личного там, где это невозможно в принципе. Там, где бизнес построен на самом глубоко личном, интимном. Поэтому она так про нас и сказала.
– А что, мы не так что-то делаем?
– Нет, Костенька, мы все правильно делаем. Потому что мы не хотим навредить ни личным делам клиентов, ни лично себе. И если мы не будем так делать, то может случиться что-нибудь неприятное – падение доходов, например. И наших, и там, повыше, – она ткнула пальцем в потолок. – А если упадут доходы, или, упаси Боже, информация какая-то уйдет, куда не надо, тогда…
– Мы будем списаны в расходы, – в тон ей промурлыкал зашедший в кабинет мужчина в белом медицинском халате и шапочке, – выйди, Костик, сделай милость.
Бритоголовый насупился, покосился на собеседницу. Та повела глазами в сторону двери, как бы подтверждая приказ, и атлет покорно вышел из кабинета. Мужчина проследил за ним взглядом и повернулся к женщине.
– Вы уж не пугайте так парня, Зоечка. Эта дама для Глаши – нечто вроде тетки, родственница ее по мужу, если можно так выразиться; она замужем за бывшим супругом Глашиной мамы. Живет в другом городе. Здесь и впрямь случайно, нам уже пробили номерок. И машинный, и телефонный. Приезжала в гости, одним днем. Может, им и что-то обсудить нужно было, у матери со здоровьем, сами знаете…
– Знаю, – женщина помрачнела, словно вспомнила что-то нехорошее.
– Ну вот, – вошедший взял со стола чашку, повертел в руках, поставил. На безымянном пальце сверкнул тяжелый золотой перстень. – Вы Глашу тогда поддержали, когда она первый раз нарушила правила. И она отделалась только разговором. Да, неприятным, но ее и пальцем